Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн

— Ни цента. Я отдам их моей бедной старой сестре, вот что. Я всю жизнь дурно обходился с ней, пора меняться.

— Не тратя моих денег, — сказала женщина.

— Отдам ей и дом. Он уже сто лет принадлежит нашей семье и должен в ней остаться.

Женщина завела руку назад, ухватила его запястье, и на сей раз он не смог вырваться.

— Папочка, — мягко сказала она, — ты забыл обо мне? Теперь я твоя семья.

— Ты шлюха.

— Я вся семья, какая у тебя есть, папочка, не забывай этого. И не говори так много. Ты дуешь мне на шею. — Женщина выпустила его руку, и он снова принялся за работу, пыхтя и что-то бормоча под нос. — Не обращайте на него внимания, — сказала она Мюррею. — Он ничего не понимает. Если у вас дело, я им займусь.

— Дело, — сказал Мюррей. Взял сигарету из ее пачки и закурил, пристально наблюдая за женщиной. — Я занимаюсь судебным делом человека по имени Арнольд Ландин. Знаете его?

— Его! Вы шутите?

— Нет.

— Мистер, Арни — мой любовник. Как только папочка откинет копыта, мы поженимся. Значит, ведете его дело и не знаете этого?

Пламя непогашенной спички внезапно обожгло Мюррею пальцы. Он бросил спичку и старательно растер ее каблуком.

— Нет, — сказал он, — не знаю. Но вы можете понять, почему он не хочет о вас говорить. По-моему, он сделает все возможное, чтобы не впутывать вас в эту неприятность.

Глаза женщины заблестели.

— Арни такой. Правда, самый приятный человек, какого вы только встречали? Я даже сказала ему, что дам в суде показания в его пользу, но он сказал, что это исключено. Однако если я чем-то могу помочь, мистер, можете на меня рассчитывать.

— Значит, — сказал Мюррей, — вы бы выступили свидетельницей защиты в суде?

— Конечно. Почему нет?

Вот и разберись. Для всех причастных это был бы цирк с тремя аренами под одним куполом. Если эта женщина не даст показаний, в жизни Арнольда Ландина окажутся двадцать значительных необъяснимых минут, которые обойдутся ему дорого; если даст, в жизни Рут Винсент произойдет самое сильное за всю ее жизнь потрясение. Но можно ли вытаскивать в суде на свет грешки Ландина ради блага Рут? Поскольку колеса внутри колес вертелись теперь очень быстро, обдумать ситуацию требовалось очень тщательно.

— Что у вас на уме? — спросила женщина. — Я выгляжу странной, или что?

— Выглядите вы замечательно. Скажите, вы знаете Айру Миллера, букмекера, который якобы давал взятки Ландину?

— Не знаю и знать не хочу. Эта дрянь и плевка моего не стоит.

Старичок бросил на стол ватку и наклонил голову женщины над тазиком.

— Букмекеры, — заговорил он. — Они все никчемные. Полицейские — другое дело. Ты умна, держишься поближе к полицейским. И никакого насилия в твоем доме не будет. Таким образом сбережешь много денег. Нужно только быть умной, вот и все.

— Да замолчи ты, — сказала женщина. И повернулась, чтобы видеть Мюррея. — Послушайте, когда будете разговаривать с Арни, мистер — кстати, как ваша фамилия?

Мюррей протянул ей визитную карточку, и она долго читала, что там написано, беззвучно шевеля губами.

— А что это за расследования? Я подумала, вы его адвокат.

— Я сотрудничаю с его адвокатом.

— Да? Так вот, Мюррей, когда увидите Арни, скажите, пусть пишет мне, даже если я не буду отвечать ему. Скажите, что я сберегла все его письма и постоянно перечитываю их для развлечения. Сделаете это, а?

— Чтобы он набросился на меня из-за того, что я докучал вам этим? Хелен, вы его знаете — он изведет себя от беспокойства. Дойдет до бешенства.

Женщина с удовольствием задумалась над словами Мюррея.

— Да, бедняга. Иногда он может быть очень мнительным.

— Видите? Нам лучше всего сейчас помалкивать об этом. Ничего не говорить ему. Когда понадобитесь нам в суде, я свяжусь с вами.

Мюррей пошел один к выходу по темному коридору. У бровки перед домом стоял грузовик, прицеп был высоко загружен рождественскими елками, первыми, какие он видел в городе этой зимой. Воздух вокруг грузовика был насыщен острым запахом смолы и хвои. Мюррей остановился и сделал глубокий вдох. Запах был приятным, чистым.

На другой день Диди в полдень вплыла к нему в квартиру, великолепная в норковом манто.

— Дорогуша, — сказала она, — если едешь со мной, нечего сидеть здесь весь день за завтраком или что там это такое. Теперь будь добр, побрейся, приоденься, а я тем временем выпью чашечку кофе. Как здесь ухитряются варить такой хороший? Что бы я ни делала с моим, он почти отвратительный. И гренок, пожалуйста. Нет, постой, что там под салфеткой?

— Рогалики, — ответил Мюррей. — Хочешь? И куда это я должен ехать с тобой?

— Нет, они как будто из пластика. Конечно, на открытие выставки картин Алекса. Предварительное. — Алекс был тем самым художником-акциденталистом. — О, Мюррей, не говори, что не получил моего приглашения. Я знаю, это будет ложью.

— Ну ладно, — спокойно сказал Мюррей, — я получил несколько дней назад открытку из какой-то галереи. Это было по поводу Алекса?

— Ну конечно. И я написала на обороте несколько строк, которые ты, похоже, не прочел. Дорогуша, почему я общаюсь с тобой, хотя ты такой невнимательный?

— Потому что я способен оценить тебя по достоинству. И думаю, что в этом манто ты похожа на царицу всея Руси. Что это, очередной знак любви от Альфреда?

При мысли о брошенном мистере Дональдсоне Диди закатила глаза.

— Ну да. Разве не возмутительно, что этот человек в последнее время настойчиво ухаживает за мной?

— Думаешь повторно выйти за него замуж?

— Это еще зачем? Чтобы снова стать маленькой, старой Дороти, ждущей дома, пока он, наконец, устанет преследовать шикарных дам? Он ничуть не изменился, дорогуша. Просто интересуется мной, так как я теперь одна из многих. Он не может удержаться от ухаживания за многими. — Диди аккуратно положила на гренок ложечку мармелада. — Только не расстраивайся из-за поездки. Приоденься, и пойдем поскорее, пока меня не оштрафовали за то, что поставила машину во второй ряд.

— К сожалению, не могу. Во второй половине дня мне придется много поработать.

— Мюррей, это просто отговорка. Я знаю, что, будь это другой художник, ты бы охотно поехал. И по субботам больше никто не работает, так ведь?

— Подожди, увидишь. Через десять минут у меня будет телефонный разговор по очень важному делу. Если хочешь, встретимся на выставке потом.

— Так не пойдет, Мюррей, ты должен быть со мной, когда я войду туда. Должен, и все тут.

— Правда?

— Да, правда.