И обонял Господь приятное благоухание - Жак Шессе

Если говорить, как мы отдаляемся от Господа, то сказано будет мало и недостаточно. Некоторые, пытаясь приблизиться к Богу, пускаются на подвиги, совершают благие дела, самоотверженные поступки. Я бы тоже мог так поступать, но вижу в этом только спесь и суету. Мне кажется, что даже самый праведный и бескорыстный поступок является показным, если он не исходит от чистого сердца. Если в поисках Бога он не доходит до самой ничтожной и скрытой складочки, до самого отдаленного и укромного тайника человека, предоставленного или отданного мне, сыну Божьему, в котором я должен расшифровать, разыскать и извлечь Бога, как рыло зверя находит душистый боб, трюфель или изысканный мерцательный корень, как вену или нерв, твердый молодой и свежий побег в теплом укромном уголке глубоко под землей.

Там Бог достижим, я знал, я чувствовал это, поскольку запах всегда играл большую роль в моих поисках. Если при новой встрече запах не предвещал Бога, то я тут же останавливался. И напротив, если запах казался мне изысканным, священным или посланником абсолюта, то я усердно, ревностно продолжал свои поиски, которые приближали меня к Совершенству. Я искал воодушевляющий аромат: божественный аромат. Не удивительно ли, что я нашел его в самом низу, ниже пояса, в самой постыдной и греховной части женщин?

При этом у меня было чувство, что я смиренно следую обету бедности, который дал себе с годами. Не иметь ничего, кроме самого необходимого для скромной жизни, без прикрас, без всяких мирских обязанностей. Сколько раз я повторял себе притчу о богатом молодом человеке, чтобы убедиться, что я на истинном пути перед лицом смерти и перед Богом! Иисус сказал ему: «Если ты хочешь стать праведным, продай все, что у тебя есть, раздай деньги бедным, и ты обретешь царствие небесное».

Разница между евангельским мальчиком и мной в том, что для меня награда не на небесах, а в некоей природной впадинке. Мне все равно, что я беден и гол, раз мои овцы щедро одаривают меня!

Я роздал свое имущество прихожанам, оставив себе только деньги на оплату жилья, налогов и на пропитание. Моим гостьям нравится мое обхождение, и они ждут от меня только удовольствия. В перерывах между их визитами я предаюсь воспоминаниям и мечтам. Мне вспомнилась банальная фраза месье Вайана: «Случайные связи опасны». Опасность от излишества, от грехопадения, от одиночества, и я спрашиваю себя, чему из них я подвержен, если только и делаю, что купаюсь в возрастающем благоухании своих партнерш. Этот аромат остается со мной повсюду, куда я иду, — на улице, в магазине, в театре, в церкви. И повсюду еще не выветрившийся запах от недавней встречи притягивает ко мне какую-нибудь новую гостью, ненасытность и энтузиазм которой вскоре вознаграждают меня обильными соками. Так заряжалась батарейка, не пустовала западня, — своего рода автоматическая подпитка, от которой я получал большое удовольствие.

Так я вышел на пенсию, и в 2004 году мне исполнился шестьдесят один год. Моему учителю, когда он умер, было на три года меньше. Не то чтобы мой возраст тяготил меня и я хотел бы немедленно с собой покончить! Но я не видел необходимости жить, утратив разум. Я знал, что мой собственный запах не улучшался пропорционально продолжительности моей жизни. Поэтому я стал жить в ожидании смерти.

Это быстрый процесс. Утром вы просыпаетесь и обнаруживаете, что у вас пропал аппетит, вы машинально что-то делаете, как девочка, у которой, когда я был маленьким, по небрежности сползал чулок. Вы едите позже, чем обычно, и с трудом заканчиваете блюдо. Мало спите и, ложась спать, боитесь бессонницы. Отсюда усталость. Но вам хочется хорошо пахнуть, как известная модель. И даже лучше, как избранные… И запах появляется. Единственно желанный запах! Это уже не запах приглашаемых дам с обслюнявленными лонами, не сокровенный мед! Уже не мускус исходит от моей кожи, не запах моих гостий и рекламодательниц! Это исходит изнутри, из глубины моего «я», вначале как тихий шепот, как след на поверхности земли.

Когда я вошел в дом священника к отцу Бийару, он сидел за столом, занимаясь повседневными делами аббатства, как некогда аббат Нуарэ, улыбавшийся с фотографии, висевшей на стене.

— Вы хотите задать мне тот же вопрос, что и вчера, — подтрунивал надо мной отец Бийар. — И что позавчера. И что на прошлой неделе. Ну так что?

— Святой отец, чем от меня пахнет?

— Ничем, сын мой, вы ничем не пахнете.

— Святой отец, это не ответ. Это несерьезно. Вы даже не понюхали меня.

Святой отец засмеялся и встал.

— Тогда подойдите ко мне, сын мой. Вот так. Еще ближе. Теперь вы не станете говорить, что…

Отец Бийар втянул носом, как будто нюхал блюдо.

— Ну что, святой отец?

— Ничего. От вас не пахнет или, если хотите, совсем не пахнет, а если вы хотите знать больше, то от вас хорошо пахнет, от вас пахнет чистотой, свежестью, сын мой.

— А можно сказать, что я пахну как правоверный?

— Если для вас это важно, то можно и так сказать.

— А можно ли говорить… о святости?

— Затрудняюсь ответить, сын мой. Во-первых, не мне это решать. И мне не хотелось бы, чтобы вы впали в грех гордыни.

— Но у святых нет гордыни.

— Вы действительно являетесь примером воздержания, самоотверженности и уединения. Ваша единственная забота — наш приход. Конечно, конечно. Подойдите ко мне, я еще раз проверю!

Я подхожу, дотрагиваюсь до священника, и мне кажется, что у него довольно приятный запах — запах земли, крытого гумна, мешка с картошкой. Теперь я стою настолько близко к нему, что касаюсь его живота и плеч.

— Ну что, святой отец, чем от меня пахнет?

Он глубоко вдыхает меня.

— Да-да, — говорит он. — Да.

Он настойчиво повторял «да». Потом помолчал и почти детским голосом сказал:

— Будьте покойны, мой дорогой друг. Чем от вас пахнет? Благоуханием правоверных. Но, как говорил святой Павел, «нет праведного ни одного».

Я дошел до того момента своей жизни и, конечно же, своего рассказа, когда мне претит рассказывать об эпизоде, после которого мое безмятежное спокойствие, мои каникулы, как мне нравилось называть их в последнее время, едва не уступили место тревоге и отвращению.

Все произошло в «Счастливом мгновении». Это недавний случай, сейчас январь 2004 года, а это произошло в сентябре. После того как следствие по поводу мясной лавки закончилось, я долго избегал Марии Елены, боясь ее сексуального запаха, который околдовывал меня. Я был начеку и боялся, что барышня разыскивает меня, чтобы возобновить свои пакости, которые, насколько мне было известно, она обожала; и, возможно, чтобы втянуть меня в очередную грязную историю, из которой я уже так просто не выпутаюсь.

Я тщательно осматривал городские улицы, прежде чем пройти по ним, временно отключил свой телефон, всматривался сквозь витрины внутрь магазинов, прежде чем войти туда. Я боялся, что она будет искать меня в церкви. Пройдя паперть, я прятался за колоннами притвора, рассматривая ряды кресел, хоры, галерею, окружавшую их, затем рассеянно приоткрывал шторку исповедальни, чтобы убедиться, что моя старая сообщница не подстерегает меня.