Дети – другие. Взрослый как обвиняемый. Часть первая - Мария Монтессори

Один детский врач, специалист по питанию детей первого года жизни, проделал очень интересный опыт. Он организовал клинику, ставшую впоследствии известной. Исследования привели его к выводу, что, помимо питания, следует обратить внимание в целом и на некоторые индивидуальные факторы. Так, например, нельзя рекомендовать ни одного из имеющихся в торговле молочных товаров как «отличное» детское питание, по меньшей мере не учитывая возрастных границ, потому что для одного этот продукт может подходить, в то время как для другого – нет. Клиника этого врача-специалиста была образцовой как с точки зрения медицинской, так и с эстетической. Однако его метод распространялся только на младенцев до шести месяцев. Несмотря на заботу диетологов, дети росли не столь успешно, что явилось загадкой, хотя ребенка после шести месяцев кормить намного легче, чем до шести. Профессор организовал консультации для матерей, которые не могли сами кормить своих детей грудью, потому что дети этих бедных женщин и после шести месяцев не демонстрировали нарушений, которые наблюдались у детей клиники. Постепенно профессор понял, что в этом необъяснимом явлении особую роль играют обстоятельства духовного порядка. Когда он понял это, то смог установить тот факт, что дети седьмого месяца страдают от «скуки из-за недостатка духовной пищи». Он озаботился тем, чтобы дети получали развлечение и досуг и гуляли не только по террасе, но и в других местах.

Только благодаря многочисленным опытам с абсолютной точностью было доказано, что все дети первого года жизни впитывают в себя чувственные впечатления из своего окружения с четкостью, не требующей предварительного опознания этих плоскостных и объемных картин. Можно утверждать, что эти впечатления в конце первого года жизни устареют и перестанут быть для ребенка жизненно важными. С начала второго года жизни яркие живые предметы и детали уже не так притягательны для ребенка. Можно сказать, детские интересы обращаются к вещам, едва заметным.

В первый раз я наблюдала эту восприимчивость у девочки пятнадцати месяцев. В саду я услышала смех, причем такой громкий, который редко случается у детей этого возраста. Девочка выбежала туда одна и сидела на каменной плите, на террасе. Вблизи, под почти тропическим солнцем, находилась шпалера распустившейся герани. Но малышка смотрела не на цветы, а напряженно всматривалась в землю, на которой ничего нельзя было разглядеть. В этом скрывалась тайна детской жизни. Заинтересовавшись ее загадочным поведением, я осторожно подошла поближе и ничего не увидела. Тогда ребенок объяснил мне громко: «Здесь бегает кто-то маленький». Только тогда я увидела крошечное, почти невидимое насекомое, снующее туда-сюда, едва различимое на каменной плите. На ребенка произвело впечатление, что в мире есть такое маленькое существо, которое может двигаться, бегать вокруг! Удивление и радость переполняли малышку. Оно разразилась громким смехом.

Подобное впечатление я получила, увидев мальчика приблизительно такого же возраста. Мать дала ему серию цветных открыток. Мальчик хотел показать мне эту коллекцию и принес большой пакет. Он сказал на своем детском языке: «Биби». Я поняла, что он хотел показать изображение автомобиля. В этой серии было много симпатичных рисунков. Мать ребенка не просто показывала ребенку открытки, но и, видимо, занималась с ним. На открытках были экзотические животные (тигры, жирафы, львы, медведи, обезьяны) и домашние (овца, кошка, осел, лошадь, корова). Были и маленькие сцены, ландшафты с животными, домами и людьми. Но странным было то, что в этом собрании не было автомобиля. «Я не вижу никакой машины», – сказала я малышу. Тогда он разыскал одну открытку из этого большого собрания, но на ней никакой машины также не было видно. Когда он разыскал эту открытку, он победоносно воскликнул: «Вот же она!» Речь шла об одной сценке охоты, в центре которой была роскошная собака. На заднем плане стоял охотник с ружьем на плече. В уголке, в отдалении, были изображены домики и исчезающая линия, которая должна была обозначать улицу, и на этой линии была точка. Ребенок показал на нее и сказал: «Биби». Действительно, при ближайшем рассмотрении оказалось, что эта едва заметная точка – крошечная машина. Сложность, с которой можно было узнать машину, и тот факт, что она изображалась в таких крошечных пропорциях, заинтересовали ребенка, он удостоил изображение своим вниманием и выделил из всего.

Я подумала: «Возможно, никто не показал малышу это богатое разнообразие прекрасных и полезных вещей». Я выбрала жирафа с длинной шеей и начала объяснять: «Смотри, какая смешная шея! Такая длинная!» – «Аф!» – произнес мальчик. Итак, он точно знал, что это был жираф, и я не стала дальше рассказывать ему.

На втором году жизни природный разум ребенка развивается далее, проходя определенные, чередующиеся друг за другом стадии. Развивая мышление, ребенок впитывает из своего окружения все, вплоть до мельчайших деталей.

Однажды я показывала ребенку в возрасте почти двадцати месяцев прекрасную книгу, книгу для взрослых. Это было Евангелие с иллюстрациями Густава Доре, который поместил в книгу и такие классические картины, как «Преображение» Рафаэля. Я выбрала одну картину с Иисусом, который зовет к себе детей, и начала рассказывать: «Иисус несет ребенка на руке, другие дети прислонили к нему свои головки, смотрят на него, и он любит их…» Выражение лица ребенка не выказало никакого интереса. Я сделала вид, что не заметила этого, и листала книгу дальше, разыскивая в ней другие иллюстрации. Вдруг мальчик говорит: «Он спит». Мне снова открылась тайна детской души почти без всякого замешательства. «Кто спит?» – спросила я. «Иисус! – энергично продолжил малыш. – Иисус спит!» И он попытался перевернуть лист назад, чтобы показать мне, что это действительно так. Христос смотрел на детей из-под опущенных век. А ребенку показалось, будто глаза Христа сомкнуты во сне. Малыш обратил внимание на отдельный штрих, который взрослому не бросился бы в глаза.

Я продолжала мои объяснения, и мне удалось показать мальчику Вознесение Христа. «Видишь, – сказала я, – Иисус вознесся на небо, и люди, которые это видят, испугались. Мальчик смотрит, женщина вытянула руки». Конечно, такое объяснение было не совсем подходящим для маленького ребенка, и вообще картина была выбрана неудачно. Но теперь я намеренно ожидала от ребенка загадочных высказываний, чтобы провести сравнение между видением (поставить ударение на первом слоге) сложных картин взрослым и ребенком. Малыш что-то пролепетал себе под нос, как бы говоря: «Дальше, дальше!», и не выказывал никакого интереса. Когда я листала, он трогал свою маленькую игрушку-кролика, висевшую у него на шее. «Кролик», – сказал он. Я, естественно, подумала, что ребенок подумал о своей игрушке, но он энергично потребовал, чтобы я перевернула страницу назад. И правда, на картине я нашла в уголке маленького кролика. Но кто бы мог обратить на это внимание? Очевидно, дети и мы – это два отличных друг от друга вида психической личности, и речь здесь идет не о пошаговом развитии от минимума до максимума.

Воспитатели детских садов и учителя начальных классов тратят много сил на разъяснение вещей, с которыми трех– и четырехлетние дети уже имели дело. Они считают, видимо, детей слабослышащими людьми. В конце концов вместо ответа ребенок протестует: «Но я не глухой!»