Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

Он улыбнулся мне, высвободил свою руку, которую я все еще судорожно сжимала, и стал легкими прикосновениями гладить меня по лицу. Но я все еще не могла поверить в то, что он мне только сейчас говорил. Не могла и не хотела! Вдруг я почувствовала, что его рука переместилась с моего лица уже на шею и продолжает двигаться дальше. Только тут я сообразила, что все еще не одета, и быстро протянула руку, чтобы прикрыться хотя бы одеялом. Саша прижал ее к кровати, в то же время другой рукой он несколько раз сжал мою грудь и вдруг резко потянул за сосок. Я вся содрогнулась — мое тело, которое только что мною ощущалось каким-то онемевшим и почти неживым, мгновенно ожило, наполнилось тысячью разных ощущений, задрожало. В ушах какими-то странными, словно бы нездешними отголосками зазвучали стоны и крики, которые я вдруг с ужасом, столь запоздало признала своими. Что это? Когда это было? Неужели же это кричала я? Неужели я могу, умею так протяжно стонать и так хрипло кричать?

— Нет! Это была не я! Это не я кричала! Я не могла так безобразно кричать, я никогда не кричу в постели, даже если мне очень хорошо. Ты слышишь?! Я никогда, никогда не кричу!

Я как одержимая бросала эти глупые, беспомощные слова ему в лицо и при этом трясла его, как будто от моего отчаянного крика могло что-то измениться. — Это ты под другими не кричишь, а подо мной еще как кричишь! — Склонившись ко мне совсем близко, он не то утешал меня этими словами, не то, наоборот, хотел сильнее разозлить, улыбка у него была какая-то кривоватая, и слово «другими» он цедил сквозь зубы. — Со мной ты, милая тетушка, ведешь себя как мартовская кошка.

На меня словно кипятком плеснули. Я даже зарычала от бешенства и рванулась к нему, чтобы вцепиться в ненавистную физиономию, стереть с нее эту наглую усмешку. Но не успела, Саша опередил меня и впился в мой рот жгучим, раздирающим поцелуем. Задыхающаяся, смятая его натиском, я вдруг вспомнила, что все это уже было. Мы ссорились с ним на кухне, я потеряла от злости голову и бросилась на него, а он ответил поцелуем. Что же было потом? Ох, что он делает?!

— Нет, боже мой! Нет! Отпусти меня, я не хочу, я правда не хочу, ох! Ну отпусти же меня!

Мои испуганные крики только возбуждали его, он ни на мгновение не прекращал своих движений и не скрывал, насколько ему приятен и мой испуг, и мое сопротивление.

— Ага, давай, давай! Мне нравится, как ты изображаешь из себя жертву, я ведь уже был в тебе! Ну что, чувствуешь меня, чувствуешь? Это я в тебе! И вот так, и вот так! Ты теперь моя, вся моя! То, что я делаю, тебе приятно. Тебе хорошо, очень хорошо, поэтому ты и кричишь! Кричи, кричи, мне нравится, когда ты стонешь. Громче! Еще громче! Вот так! Вот теперь правильно!

Тело мое перестало слушаться, оно полностью вышло из-под контроля. Сдавшаяся, я какой-то дальней, периферийной частью сознания, в шоке от происходящего, фиксировала наши с ним слитные, бешеные телодвижения, свои кошачьи стоны, перешедшие вдруг в крик, и его частое-частое, хриплое дыхание и тоже протяжный, резкий крик и стон. Закричали мы вместе, ощущения были почти непереносимы по остроте, и даже та, дальняя часть сознания, что у меня была еще в действии, выключилась. Но, видимо, на какие-то мгновения, потому что, очнувшись, я еще чувствовала свои и его содрогания, на меня давила все возрастающая тяжесть его тела. Когда я открыла глаза, Саша лежал на мне распластавшись, но, ощутив, как я зашевелилась, тут же поднял голову, хмыкнул, глядя на меня насмешливо и вместе с тем удивленно, и сказал:

— Ну и ну, Женя! Ну и ну! Да ты просто бесподобна! Мне казалось, что еще мгновение, и я улечу в космос. Второй раз был даже лучше, чем первый, так, может быть, третий будет еще лучше. Попробуем, а?

— Уйди! Уйди сейчас же. Ненавижу! Как же я тебя ненавижу, видеть тебя не могу, уходи!

Судя по всему, мой хриплый шепот нисколько не испортил Саше настроения, он немного приподнялся на руках, дав мне наконец возможность вздохнуть полной грудью. Однако освобождать меня совсем он не торопился, нависнув надо мной, довольный и потный.

— Так что ты там шепчешь? Значит, ненавидишь? Ну как же так? Только что, несколько минут назад, ты меня обожала, себя не помнила от удовольствия, а сейчас все сразу забыла. Что-то я не пойму тебя. Объясни-ка мне поподробней. Ну же, давай говори. Я слушаю, я весь внимание.

Говоря это, он улыбался мне так, как мог бы улыбаться кот пойманному мышонку, если бы умел. В этот момент я почувствовала глубоко в себе одну из последних судорог ушедшего наслаждения, от чего невольно содрогнулась и застонала. Мой стон вызвал ехидный смешок у Саши.

— Вот видишь, дорогая моя, все, как я и говорил, — ты не только не ненавидишь меня, напротив, все еще продолжаешь наслаждаться мной. Ну, признайся же, признайся, что без меня ты теперь и дня не проживешь. Ты же обожаешь меня.

Я отрицательно покачала головой, сил не было даже для того, чтобы разозлиться как следует, настолько я была опустошена и расслаблена промчавшимся животным шквалом. Заулыбавшись, он напряг руки, чтобы совсем встать, как мне показалось, и действительно стал выходить из меня, но в самое последнее мгновение остановился, послал мне хитрую усмешку и, совершенно неожиданно, сделал несколько резких движений тазом во весь мах. Насколько я успела понять, таким образом он хотел пошутить надо мной, а может, и наказать меня. Но получилось так, что он ощутимо подшутил и над собою тоже, так как результат оказался внезапным и неожиданным для нас обоих. Как будто рядом со мной ударили в набат, и мое тело, словно огромный колокол, отозвалось низким, вибрирующим гулом, таким тяжелым и мощным, что этот гул придавил и поглотил собой весь остальной мир. Я не только забыла о Саше, но и себя-то в первый момент не сознавала. Потом словно разорвалась завеса, я увидела над собой Сашино лицо, на котором последовательно сменялась гамма чувств: сначала недоверие, потом изумление, торжество, и, наконец, все заполнил восторг. Он оскалился и навалился на меня всей своей тяжестью, словно собирался расплющить меня. Вместо того чтобы задохнуться, испугаться, я тоже исполнилась восторгом, словно только и ждала этой тяжести, и приняла ее с благодарностью, обхватив его тело руками и ногами. Двигаясь с ним в такт, я лизала ему грудь и урчала, словно большая кошка. Да ведь мы с ним словно леопарды в период случки, еще успела подумать я, но тут горячая лава стала разливаться во мне, и, сорвавшись, я стала падать в жерло вулкана. Падала я стремительно и вместе с тем медленно, мучительно медленно, и падение это вызывало острую, небывалую боль. Наконец, огонь сомкнулся у меня над головой, и больше я ничего не чувствовала.

* * *

В себя я пришла только наутро, посмотрела на часы — десять. Чувствовала я себя, мягко говоря, неважно, на душе кошки скребли. Да и немудрено, решила я, вспомнив все, что было вечером. Но вздыхай не вздыхай, этим делу не поможешь. Повернув голову, посмотрела, конечно, я была не одна. Рядом спал Саша, вольно раскинувшись, почти сбросив с себя одеяло, легко и почти неслышно дышал во сне. Я коснулась его руки, легонько провела по лицу — никакой реакции. Тогда я решилась и, совсем откинув одеяло, принялась рассматривать его тело. Тело как тело: молодое, крупное, поджарое, ухоженное. Все в нем было обычным и не давало ответа на вопрос, почему, даже слегка соприкоснувшись с ним, я теряю не просто самообладание, но всю себя теряю, превращаясь в обезумевшую мартовскую кошку. С печальным вздохом я слегка тронула пальцем вялый знак его мужской доблести, он чуть перекатился под пальцем, но никак не среагировал, Саша же слегка вздрогнул во сне, но, слава богу, не проснулся. Спохватившись, я прекратила опасные эксперименты, выскользнула неслышно из кровати и отправилась под душ, испытывая что-то вроде душевной тошноты. Душ мне не очень-то помог, да и как иначе? Если я была сама себе отвратительна, тут уж никакая мочалка не поможет, три не три. В том же отвратительном настроении я принялась готовить завтрак, хотя есть мне совершенно не хотелось, душевная тошнота перешла в физическую. Задумалась: готовить на Сашу или же не надо? А если готовить, то будить или ждать, когда он сам проснется? Невесело усмехнувшись, подумала, что для полноты картины следовало бы отнести ему завтрак в постель, то-то порадовала бы его такой покорностью. Но мои невеселые размышления прервали хлопанья дверей: сначала туалета, потом ванной, немного спустя его комнаты. Чувствовалось, что он очень торопится, ну да, ему же на работу надо. Обычно он уходил рано, а сейчас здорово проспал. Я хотела уйти в свою комнату, переждать, пока он не уйдет. Потом подумала, что не хватает только прятаться по углам в собственной квартире. Саша появился на кухне, подлетел ко мне и попытался поцеловать в шею, но я успела увернуться. Тогда он схватил меня, развернул к себе лицом, всмотрелся в мои глаза, нахмурился, но отчего-то передумал и, держа в ладонях мое лицо, крепко поцеловал в губы, невзирая на мое сопротивление. Оторвавшись, заметил чашку черного кофе, который я себе налила, схватил и выпил, после чего по-хозяйски шлепнул меня пониже спины и, очень довольный собой, ушел. Вся эта сцена прошла как в немом кино, без единого звука.