Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

Что ты говоришь? Каково мне пришлось? Да это все ерунда на постном масле, я все выдержать могу, но он-то такой маленький, в чем он-то виноват?! Нет мне прощения и не будет никогда! Разве бы он таким вырос, если бы всегда при мне был? И пусть бы мы с ним ничего, кроме черного хлеба, и не видели, ну так что ж, все же вместе. Ты посмотри, сколько лет уже прошло, а он и сейчас словно смеяться и жить боится. А как он кричит по ночам, когда ему кошмары снятся, что ни делаю, они все равно ему снятся. А ведь знала я, на своей шкуре знала, что такое детский дом! Моя шкура дубленая, а у него-то? За деньгами погналась, как же без них, думаю, ребенка вырастить? А ребенку нужна прежде всего любовь, мать ему нужна, а все остальное потом. Бабулька, у которой я жила, мне хорошо помогала и к Сашеньке сразу же привязалась. Она меня и успокоила: и-и, милая, не бойсь, выходим, не таких выхаживала. Бабка-то не простая была, целебную силу трав знала, хорошая бабка, царствие ей небесное! Словно бы с родным внуком нянчилась. Да недолго мы с ней пожили, умерла она, старая уж очень была.

Дом свой она на меня записала, сама так решила, я ее и не просила, да и то сказать, больше ей и не на кого было записывать-то, одинокая она была. В последние несколько лет в нашем городе строительство полным ходом идет, вот и до моей окраины добрались, стали сносить частный сектор. Два года уж будет, как дали и мне квартиру двухкомнатную. Сначала я в восторге была, все мне нравилось: квартира большая, светлая, комнаты изолированные, потолки высокие, и лоджия есть. Двор большой, есть где детям побегать, поиграть, да и вообще район не шумный, зеленый. А потом я и наткнулась на них, через дом от нас живут, это надо же, до чего тесен мир! Ну да, Колька с женой и дочкой, и эти зануды — его родители, у них две квартиры, но в одном подъезде, видно, при переезде специально так подгадали. И что самое неприятное, куда ни идешь — в магазин или на остановку, — так обязательно мимо их дома проходишь. А уж когда я поняла, что дети вместе в одну школу ходить будут, так прямо ужом завертелась. Хотела поменяться, стала варианты подбирать, да попадается все не то, что нужно, все варианты куда хуже того, что у меня есть. Ну, я и успокоилась. Че, думаю, горячку-то пороть, мне стыдиться нечего, это пусть они стыдятся, если еще остался у них стыд-то. Для меня главное, чтобы Сашеньке хорошо было, а я уж потерплю. Ему вроде все нравится: и квартира, и двор, и особенно школа. Уж очень он в школу-то хотел, прямо рвался. Я очень этому удивлялась, сама-то не больно учиться любила, так, шалтай-болтай, тройки есть, и ладно, а ведь мне учеба легко давалась. А Сашенька отличником хочет быть, такой самолюбивый, такой упорный! Одна беда у него — ни с кем не дружит, уж почему так, ума не приложу. Незадолго до конца учебного года пришла я как-то в школу за ним, глянула, а он в школьном дворе с Юлькой, да так оживленно что-то ей рассказывает. Ведь сестра ему родная по отцу-то, а он и не знает, да, видно, так и не узнает никогда. Они в параллельных классах учатся, она на год его моложе, но он-то у меня с восьми лет в школу пошел. Эти-то? Даже не здороваются и не смотрят в мою сторону. А меня это и не волнует совсем, давно прошло то время, когда я от них зависела. Все у меня не хуже, чем у них: и квартира, в которую пригласить не стыдно, и одета я нормально, не хуже их снохи. А уж для Сашеньки я и вовсе ничего не жалею, ни одежды, ни игрушек, ни книжек, ни сластей каких, всего у него полно.

* * *

Через день Зина с Сашенькой уехали. Больше мы с ней не виделись, но иногда она мне звонила. Когда Зининому сыну было примерно шестнадцать лет, она позвонила мне, явно чем-то не на шутку взволнованная. После первых же приветственных слов Зина вдруг огорошила меня новостью, что буквально на днях она выходит замуж. Как-то сразу чувствовалось, что она явно находится в смятении. На заданный мною прямой вопрос она призналась, что ее очень и очень беспокоит Саша, он весьма враждебно воспринял новость и никакие объяснения и уговоры на него не действуют.

— Жень, я ведь первый раз влюбилась, до этого даже и не догадывалась, что это за штука такая, любовь. Думала, что просто выдумали про любовь в книжках, а на самом деле ее и нету, только сказка красивая. А это такое счастье, такая радость, Женя, без которого, оказывается, нет и смысла жить. Я встретила мягкого, доброго человека, он очень любит меня, а я его. И все-таки из-за Саши я бы отказалась от своего счастья, но не могу, слава богу, не могу. Ты только не падай, представляешь — я беременна! Так хочу девочку! Я всем бы пожертвовала ради сына, но только не жизнью будущего ребенка. Я твердо знаю, что жизни ребенка ничто в мире не стоит. Саше придется это понять, он уже достаточно взрослый. Но сердце у меня рвется пополам! И еще рожать боюсь, мне ведь уже тридцать шесть.

Последний раз она позвонила мне, когда ее девочке было уже полгода. Я спросила у нее, как Саша. Она со вздохом ответила, что все так же злится, ни с кем не разговаривает. На сестренку даже не взглянул ни разу! И она со страхом все больше обнаруживает в нем черты характера его отца. На этой грустной ноте мы с ней и распрощались. Больше она мне не звонила, и вот по прошествии более десяти лет вдруг конверт. Может быть, она собирается приехать?

Практически все Зинино письмо касалось старшего сына, Саши. Судя по всему, она очень гордилась им, несмотря на то что он так и не простил замужества. Зина писала, что Саша совсем не признает своего отчима и совершенно равнодушен, если не сказать хуже, к сестренке и братишке. Когда Саше исполнилось восемнадцать лет, он ушел жить к какой-то женщине вдвое старше его, видимо, просто старался побыстрее уйти из дома. Учился в институте, на дневном отделении, жил на деньги этой женщины, но отказывался брать что-либо у матери. Когда закончил институт и начал работать, то женщину, столь существенно помогавшую ему, он безжалостно бросил. Та пробовала вернуть его, скандалила, приходила даже к Зине, но та ей, естественно, ничем помочь не могла. Саша сделал очень недурную деловую карьеру, купил себе однокомнатную квартиру, живет вроде бы один. И вот теперь по делам, связанным с работой, он должен приехать на несколько месяцев в Москву. Зина просила пустить его пожить у меня первое время, хотя бы пару недель, а там он что-нибудь себе подыщет. Я на этом месте письма хмыкнула, сообразив, что когда Саше надо, то он не стесняется обращаться к матери, которую ни в грош не ставит. Еще Зина просила в письме, чтобы я проявила к ее отпрыску максимум терпения, судя по всему, характером Саша и вправду пошел в своего папочку. Жить я его, конечно, пущу, пусть поживет немного, а вот что касается терпения, то дудки. Пускай особенно не обольщается, хамства я терпеть не буду. Зине он сын, и она до сих пор чувствует себя перед ним виноватой, поэтому прощает ему все. Мне он — седьмая вода на киселе, и я ни в чем перед ним не провинилась. Но будем надеяться, что все обойдется без эксцессов, все-таки мы оба взрослые люди. Сколько же лет Саше теперь? Должно быть, уже двадцать девять, действительно, совсем большой мальчик. Поселю я его, пожалуй, в Котькиной комнате, это будет удобней всего, надо там только как следует убраться. Да и вообще, в связи с этим приездом не мешает сделать генеральную уборку, глядишь, и простуда моя пройдет или я хотя бы на время о ней позабуду.

Уже неделя, как Александр живет у меня. Пришлось сразу при встрече назвать его полным именем, уж больно представительным он оказался на вид: высокий рост, широкие плечи, язык не повернулся сказать «Сашенька». Да-а, Зинуля не зря старалась, вон каким здоровым вымахал! Черты лица правильные, можно даже сказать красивые, хотя все портит замкнутое, какое-то надменное выражение. Но держится вежливо, во всяком случае пока, а там посмотрим. Впрочем, мы с ним почти и не общаемся. Как обговорили в самом начале срок и условия, на которых я согласна на его проживание, так с тех самых пор я его почти и не вижу. Уходит он совсем рано, я в это время еще не выхожу из своей спальни, приходит поздно. Здесь он почему-то никогда не ест, только спит и пользуется ванной. Если и дальше все пойдет таким же манером, то пусть хоть весь срок своего пребывания в Москве живет у меня, впрочем, поостерегусь пока говорить ему об этом, поживем — увидим. Что это? Вроде бы входная дверь хлопнула? Сколько же времени, что уже Александр пришел? Да нет, еще только шесть часов, просто он что-то сегодня рано. Надеюсь, ничего у него не случилось. А пойду-ка я, пожалуй, на кухню, поставлю чайник, заодно, может быть, и узнаю чего. Может быть, и ему предложить чаю? Он, правда, никогда здесь не пьет его, но кто знает, вдруг сейчас захочет?