Красное ухо - Эрик Шевийяр

Красное ухо находит эту историю уморительной, но виду не подает.

На ярмарке народных промыслов Красное ухо кончиками пальцев ласкает эбенового слоника с великолепными бивнями из кости бородавочника[26](наконец хоть кто-то разглядел потенциал вечно недооцениваемого кабана). Он берет его на ручки, поет ему колыбельную песенку, долго расспрашивает продавца о его гастрономических пристрастиях, еще дольше пытается сбить цену. Встреть он такого же слоника где-нибудь в Париже, наверное, не удостоил бы его и взглядом, а если бы тот кинулся ему под ноги, отпихнул бы его как назойливую моську. Он обозвал бы его ширпотребом, дешевкой. Он посмеялся бы над его слоновьими амбициями. Но то в Париже, а в Африке все по-другому. В Африке его деревянный слоник восьми сантиметров роста и пятнадцати в длину — грозный самец, вожак стада, настоящий мастодонт, который так и рвется вперед. Красное ухо называет его Ганнибалом. У него большие планы на Ганнибала. Многое изменится по его возвращении в Европу. Его снова увидят там, откуда он был изгнан с позором.

Он вернется, и о его возвращении возвестит барабанная дробь — громоподобный топот маленького Ганнибала, прокладывающего ему дорогу к вечной славе.

В стародавние времена юноши из деревни Сомадого с наступлением ночи превращались в гиен и шли по соседним деревням воровать кур, овец и коз. На рассвете они выпивали волшебное снадобье, приготовленное старой ведьмой, и снова обращались в нормальных молодых людей, вне всяких подозрений. Но однажды колдунья споткнулась о корень дерева и разбила кувшин со снадобьем, обрекши юношей навечно остаться гиенами. Их и сегодня можно увидеть ранним утром близ Сомадого. Выкатив алые губы, ощетинившись, бродят они вокруг родной деревни, не теряя надежды. А невесты их меж тем вышли замуж, воспитали детей и внуков и давным-давно покоятся в красной земле.

О Жеводан![27]

Теперь послушаем рассказ туарега Аттайе.

Целый день шагали мы по раскаленному песку. Солнце одну за другой всадило в нас все свои острые стрелы. Теперь оно, безоружное, круглое и тяжелое, как жернов, спускается к земле и давит нам на плечи. Люди и верблюды устали. Пора остановиться и разбить лагерь.

Да, пожалуй, мы пробудем здесь несколько дней. Всем нам нужно набраться сил перед долгим переходом.

Мы вбиваем колья, натягиваем шкуры, расстилаем циновки. И вот уже посреди песков появляется маленькая уютная гавань.

Теперь пора подумать и о еде. Разводим костры. Каждый колдует над своим котелком.

Акоба потерял котелок. Должно быть, веревка, на которой он висел, порвалась или развязалась во время перехода. Но Алама не оставит Акобу в беде.

Аламе не хочется расставаться со своим котелком, но ничего не поделаешь, скрепя сердце, он выручает товарища.

На следующее утро Алама идет к Акобе забирать свое имущество. Дружба дружбой, но и злоупотреблять не стоит.

Акоба с легкостью отдает Аламе его добро. Но что это?! Внутри своего котелка Алама обнаруживает другой котелок, поменьше.

— Наверное, это тот котелок, который ты считал потерянным, — говорит он Акобе.

— А вот и нет, — отвечает тот. — Представь себе, пока ты спал, твой котелок разрешился от бремени. Маленький котелок — его сын, значит, он по праву принадлежит тебе.

«Вот глупец», — думает про себя Алама, но он не прочь разжиться новым котелком за счет своего недалекого друга. Так что вечером он уже сам предлагает Акобе свой котелок: кто знает, вдруг простодушный снова подкинет ему какую-нибудь полезную утварь.

Но на следующее утро Акоба выходит к Аламе с грустным лицом.

— Что случилось, Акоба? Где мой котелок?

— Мне жаль, но у меня для тебя плохие новости, приятель.

— В чем дело?

— Твой котелок скончался.

Тока принес ему апельсинов.

Ну что, Тока, идем смотреть на гиппопотамов?

Даже и не думайте! У них сейчас разгар брачного сезона. В засушливый период животные держатся скученно. Гиппопотамы спариваются в воде, что частично облегчает самке неудобства, связанные с весом партнера. Восемь месяцев спустя на подстилке из тростника самка производит на свет одного единственного пятидесятикилограммового детеныша, с которым проведет одна целый месяц. Возвращаться в стадо она не торопится: она боится появления нового доминирующего самца, который не моргнув глазом уничтожит малыша, чтобы побыстрее завладеть ее вниманием. Тока делает недовольную гримасу и бьет себя по щекам. Ах да, совсем забыл сказать: половой зрелости самка гиппопотама достигает к четырем годам, однако первого малыша обычно зачинает в девять лет или даже позже. Что касается самцов, то в брачный период они становятся крайне раздражительными и бросаются на всех, кто попадается им навстречу. Я бы с удовольствием отвел вас к стаду, но мне не хочется рисковать вашей жизнью. Хотя, конечно, это надо видеть. Может быть, потом, когда вы получше узнаете Африку… А пока что ограничьтесь моим рассказом. Ко мне-то они уже привыкли. Мне-то уже нечего бояться.

Спасибо, Тока, за апельсины.

Красное ухо мужает на глазах. Сегодня утром он в одиночку отправляется в деревню. Перед глиняно-соломенной лачугой молодая женщина с младенцем за спиной размеренно толчет зерно. Неподалеку от нее мужчина проворно подрезает ветки длинным ножом. Сколько веков эта картина уже висит под африканским небом? Красное ухо искренне восхищается таким завидным постоянством, в то время как его одержимое сознание настойчиво рисует перед ним кухонный комбайн и бензопилу.

«И как только они могли променять землю и солому на кровельный лист?!» — возмущается Красное ухо с видом удрученного эстета, который он обычно принимал, когда у себя на родине оказывался близ унылого коттеджного поселка.

Все это Красное ухо опишет в своей великой поэме про Африку. Без умолчаний, без прикрас. Кроме того, он фотографирует. В деревне не продаются открытки, вот вам и еще одно отличие от Палавас-ле-Фло[28]. Вчера был праздник Табаски[29]. Казалось бы, единственный день в году, когда траурное блеяние овец прозвучало бы кстати, так нет, глупые твари даже не подали голоса, и об их существовании напоминали теперь разве что шкуры, висящие на стенах.

Не каждая собака хороший пастух, но без кости никто не остался.