Красное ухо - Эрик Шевийяр

И черствое равнодушие толпы для него отраднее и нежнее бальзама.

Так он и не сошьет себе костюма из отреза великолепной оранжевой бумазеи с синим геометрическим узором, привезенного им из Сегу. Сейчас все его мысли заняты грядущей поездкой по Финистеру[42]. Чтобы вспомнить дух Африки, он сует нос в банку арахисовой пасты. Под действием это мощного психотропа ему порой все еще удается увидеть картины африканской жизни. «Мали ищет свой путь развития между традицией и современностью», — обычно заявляет он в таких случаях и многозначительно поднимает указательный палец к небу.

Указуя прямиком на луну.

Дух Африки ускользает от него. Он начинает поучать. Послушаем-ка его краем уха. По их дорогам разъезжает наш металлолом. Книги, поступающие в их библиотеки, — это отвратительная слащавая макулатура, которую по ошибке не уничтожили. Их поликлиники получают просроченные медикаменты. По телевидению идут самые гнусные наши сериалы. Так богатые страны помогают Африке — сбрасывая на нее вагоны собственных отходов.

И с этим нельзя не согласиться.

Анимизм — не важно, суеверие это или нет, — бесспорный плод незаурядной политической мудрости. Действительно ли гибельно стучать ногами по краю колодца? Неизвестно, зато вода в колодце всегда остается чистой. Правда ли, что в рощах водились духи? Неизвестно, зато никому не приходило в голову уничтожать редкие породы деревьев. Правда ли, что охотник, пронзивший копьем беременную самку, обрекал свою жену на смерть во время родов?

Он задает вопрос, глядя вам прямо в глаза.

А правда ли, что охотник, отличавшийся неоправданной кровожадностью, умирал, не оставив потомства? Неизвестно, но фауна саванны сохранялась. Массовая христианизация и исламизация привели к тому, что человек считает себя в расчете с Богом, если совершает ежедневные молитвы и не нарушает запреты, а тем временем спокойно грабит, загрязняет и уничтожает природу. Антилопы исчезли. В саванне остались одни гиены. Их деланый смех звучит ужасно.

Вот до чего он докатился: везде, как попугай, повторяет идеи своего приятеля Басакоро, выдавая их за свои.

Все, он выдохся, ему больше нечего рассказать. Это еще не паника, но уже чувствуется, что он готов на все, лишь бы не лишиться публики. В результате мы узнаем, что однажды он видел, как гигантский ящер выскочил из пруда священных кайманов, что в Стране догонов, схватил молоденькую газель, которая наивно пришла утолить жажду, и утащил ее на илистое дно. Мы вздрагиваем, представляя себе эту историю в нашем климате.

Вместо илистого пруда у нас был бы прозрачный ручей, а вместо ящера и газели… скажем, волк и ягненок.

Его положение с каждым днем все отчаяннее. Он уже делится чужими воспоминаниями. Как-то раз, когда он спал, вокруг его ноги обвилась змея. В другой раз он лежал на песке, и скорпион укусил его в мочку уха. На его глазах трое мужчин палками забили белку. Однажды на него напал бородавочник, и своим спасением он обязан исключительно вмешательству другого бородавочника, который соперничал с первым и вонзил свои клыки ему в бок.

Ну да, ну да.

На самом деле, из представителей животного мира он видел только синих горлиц, несколько странных стрекоз и много-много агам. Их, кстати, едят, без тени улыбки сообщает он слушателям, демонстрируя фотографию довольно крупной и драной ящерицы. Берешь агаму, отрубаешь ей хвост, голову, лапки, вспарываешь брюхо, потрошишь и обжариваешь со всех сторон, добавив специй по вкусу.

На вкус не хуже хамелеона.

Не слушайте его, заткните ему рот. Он снова на родной земле. Да-да, это он шагает в своих зеленых резиновых сапогах. От него пахнет влагой дождя и огнем камина. Его непогрешимые весы показывают все те же 72 кило, как ни в чем не бывало. Впервые в жизни Жан-Леон достигает крайней точки мыса Ра[43]. Он торжествующе поднимает руки к небу. Он уже и знать не знает, где находится Африка. Возможно, когда-нибудь он туда съездит.

Или в Азию.