Темное зеркало - Соня Мэсси

Итак, Дэвид Фергюсон на свободе. Теперь он будет гулять по улицам, любоваться закатом солнца, вдыхать свежий прохладный воздух, а для ее младшей сестры Марти все закончилось 29 ноября, десять лет назад. В этот роковой день Дэвид Фергюсон хладнокровно сомкнул свои огромные лапищи на тонком, хрупком горле юной прелестной Марти и задушил ее.

Бокал с остатками клюквенного сока выпал из дрожащих рук Элизабет и со звоном разбился. Темно-красная жидкость расплескалась по отполированному дубовому полу, мелкие блестящие осколки разлетелись по сторонам. Элизабет выбежала из кухни и бросилась в гостиную, к каминной полке, на которой стояла фотография юной Марти. Взяла снимок в руки, стала всматриваться в такое родное, милое, прелестное лицо, ласково провела кончиками пальцев по глянцевой поверхности бумаги. Вспомнила, что эта фотография была сделана за месяц до гибели сестры… Слезы, весь день подступавшие к глазам Элизабет, хлынули градом, и она даже не пыталась унять их, как совсем недавно в вагоне поезда. Тогда ей не хотелось видеть участливые взгляды пассажиров, теперь ока находилась дома одна.

Элизабет поставила фотографию Марти на каминную полку, села на диван, подняла телефонную трубку и набрала номер Кассандры. Услышав ее голос с мягкими, участливыми интонациями, снова заплакала.

— Касс! — всхлипывая, пробормотала она. — Мне необходимо с тобой поговорить. Сегодня у меня такой печальный день… Страшная дата. Десять лет назад была убита моя младшая сестра Марти. И виновата в этом я.

Кассандра с трудом поднялась по ступеням подземного перехода и вышла на угол Пятьдесят первой улицы и Лексингтон-авеню. Настроение было плохое, самочувствие — отвратительное. Что ж, ничего удивительного, не надо было накануне пить так много «Джека Дэниелса». В голове пульсировала боль, постоянно накатывала противная слабость, в горле пересохло. Хорошо еще, что рано утром Касс догадалась выпить три чашки крепкого кофе, иначе язык во рту до сих пор бы не ворочался.

Подумать только: еще лет десять назад она могла выпить за вечер раза в три больше, всю ночь напролет танцевать до упаду или предаваться любовным утехам с каким-нибудь ковбоем, а утром встать как ни в чем не бывало и чувствовать себя доброй и отдохнувшей! Да, видимо, те счастливые времена миновали, она стала старше, организм уже не тот и требует к себе деликатного отношения.

Неподалеку от подземного перехода находился киоск, которым владела миланская семья, и каждое утро Касс останавливалась около него и, улыбаясь, рассматривала глянцевые обложки журналов, выставленную в витрине бижутерию, бегло прочитывала заголовки газет, перебрасывалась шутливыми фразами с хозяевами киоска. Но сегодня у нее не было ни сил, ни настроения разговаривать с хозяевами. Она равнодушно прошла мимо, а дед, отец и сын, высунувшись из окошка киоска, проводили ее удивленными взглядами и покачали головами. Несмотря на плохое самочувствие, Касс выглядела весьма эффектно. Изящные красные туфельки на шпильках, стройные ножки соблазнительно обтянуты красными леггинсами, лодыжка левой ноги украшена тонкой золотой цепочкой с камнем. Касс спиной ощутила восхищенные мужские взгляды трех поколений миланцев и улыбнулась. Всегда приятно, когда мужчины смотрят на тебя с нескрываемым интересом даже в такое плохое утро, как сегодня! Мысли Касс закрутились, заработала фантазия, и через минуту она уже представляла себя роскошной дамой, мчащейся в шикарном «роллс-ройсе» навстречу удивительным приключениям…

Но, дойдя до входа в здание телекомпании Ярборо, Касс снова ощутила накатившую слабость, и немного улучшившееся настроение мгновенно улетучилось. Боль в голове запульсировала с новой силой, и Касс вспомнила, почему вчера она так напилась. Да потому, что ночью ей позвонила Элизабет и в течение двух часов делилась с ней своей давней печальной историей, произошедшей десять лет назад. История была поистине драматической. Элизабет плакала, и Касс всхлипывала вместе с ней, сокрушенно качая головой и крепко сжимая в руке телефонную трубку.

Кассандра знала Элизабет Найт и дружила с ней не первый год, и все это время ее не покидало ощущение, что с подругой что-то происходит. За привлекательной внешностью Элизабет, хорошими манерами и ровным характером скрывается тонкая, ранимая душа, которую что-то постоянно мучает и угнетает. Какая-то тайная драма не дает покоя Элизабет, преследует ее, заставляя внезапно мрачнеть. Касс, женщина добрая, с чутким сердцем и широкой душой, беды других людей воспринимала как свои собственные. А уж если дело касалось любимой подруги… Не зря же Элизабет в шутку называла ее «дорогая мамочка»!

И вот вчера поздно ночью Элизабет наконец открылась ей, поведала о своей беде, и доброе сердце Касс едва не разбилось от сострадания и жалости к лучшей подруге. Бедная Элизабет! Как, должно быть, невыносимо жить с ощущением тяжкой утраты, постоянно испытывать чувство вины и… страха!

У входа в здание, как всегда, толпились демонстранты, протестующие против показа по телевизору шоу «Темное зеркало», и Кассандру охватило глухое раздражение. Ну сколько можно топтаться здесь со своими дурацкими плакатами и выкрикивать глупости? Неужели им нечем больше заняться, или на телевидении делают одну-единственную программу, достойную их осуждения? Недоумки, возомнившие себя совестью нации!

С противоположной стороны к зданию подошла Элизабет, и Касс, заметив ее, поспешила навстречу. Но демонстранты тоже увидели телезвезду и преградили дорогу к двери. Касс начала яростно проталкиваться сквозь возмущенную толпу, ища глазами представителей службы безопасности, но их нигде не было видно. Конечно, как всегда, когда они нужны, их нет на месте! Наконец ей удалось пробиться через плотные ряды демонстрантов, и она приблизилась к Элизабет. Когда Касс взглянула на свою лучшую подругу, у нее больно сжалось сердце. Лицо Элизабет было бледное, осунувшееся, под глазами залегли большие темные круги.

— Отойдите! Дайте ей пройти! — гневно крикнула Касс. — Все вы — лжецы и лицемеры. Вы выступаете против насилия, а чем сами занимаетесь? Прочь с дороги!

— Касс, все в порядке. — Элизабет дотронулась рукой до ее плеча, и Кассандра невольно вздрогнула. У подруги были ледяные пальцы, руки дрожали. — Эти люди имеют право высказывать собственное мнение. А я имею право работать и писать сценарии независимо от того, нравятся они или нет. — Она выразительно посмотрела на стоящего рядом с ней демонстранта, и он, смутившись, опустил голову. — Пожалуйста, дайте мне пройти в здание, — продолжила она. — Расступитесь.

Внезапно от толпы отделился высокий импозантный мужчина лет пятидесяти с лишним, в дорогом сером пальто и шагнул к Элизабет. У него были выразительные серые глаза, красиво уложенные серебристо-седые волосы и мягкая улыбка.

— Вы должны извинить моих последователей, — произнес мужчина приятным густым низким голосом с едва уловимым южным акцентом. — Когда дело касается веры и нравственных принципов, они всегда защищают свои убеждения с особым рвением. — Мужчина не отрываясь смотрел на бледную Элизабет, и взгляд его был таким пронзительным, словно он видел ее насквозь. Касс, почувствовав смутное беспокойство, попыталась встать между мужчиной и подругой, но Элизабет сделала жест рукой, означавший, чтобы она не вмешивалась.