Уважаемые отдыхающие! - Маша Трауб

А потом пришла еще одна напасть. Дамочки стали без лифчиков загорать. Топлесс. Уходили на дикий пляж и раздевались. В тот сезон Славик на пляже почти не был. Он подходил и начинал рассматривать женскую грудь. Дамочки открывали глаза, видели перед собой половозрелого детину, который нависал сверху, тянул руки, чтобы потрогать, и начинали вопить как резаные. Славик тоже начинал орать, потому что очень хотел потрогать то, что никогда не видел, а ему не разрешали.

Тот случай на Галю пришелся. Она и предположить не могла, что Славик, всегда равнодушный к половым признакам, вдруг проявит интерес. Она задремала. И тут крик. Тетка отмахивается, полотенцем Славика лупит, а тот не понимает, кричит. Галя кое-как утащила Славика домой, зашла в кабинет Ильича и уже там расплакалась.

– Не могу, я не могу, – рыдала Галина Васильевна.

– Что случилось?

И тут Галя сказала то, чего не должна была говорить никогда, ни при каких обстоятельствах. Вырвалось на нервной почве. То, о чем она молчала много лет.

– Давай его в больницу положим. Хотя бы на сезон, – застонала Галина. – Ты знаешь, я его люблю как родного. Но я боюсь. Мне страшно. Я с ним давно не справляюсь. Что будет дальше? Он меня даже не узнает! После того, как я перестала краситься. Он не узнает меня! Я для него – чужой человек! Я не могу!

– Успокойся, расскажи.

– Что рассказывать? Ты сам все знаешь! Вчера Катя с лейками, сегодня тетка без лифчика! Хотел потрогать! Он не понимает! Когда был маленьким, я могла объяснить. Сейчас не могу… Прости меня. Не могу. И не хочу больше. Я столько лет с ним… Силы кончились.

– Я не положу его в больницу.

– Знаю, знаю. Но и я больше не могу. Все. Думай, что хочешь. Можешь меня проклинать. Не могу.

Галина ушла. Ильич сидел в своем кабинете и вспоминал, как она точно так же плакала много лет назад.

Тогда Славик был еще маленьким. Ну как маленьким? Восемь лет. Местные пацаны в этом возрасте уже в магазин ходят наравне со взрослыми, гуляют допоздна, сами на пляж бегают без присмотра, на набережной стоят, старшим помогают. Славик в свои восемь был выше сверстников на голову, а по развитию – Светка. Хотя тоже – как можно сравнивать? Светка в два года могла одеться-обуться самостоятельно, говорила вовсю. В три уже посуду мыла, в пять – гладила, за плитой смотрела. Могла накормить и себя, и Славика. Развита была не по годам. Жизнь заставила. Так вот тогда Галя со Славиком и Светкой пошла на детскую площадку. Вернулась с красными, заплаканными глазами. Дома долго отмалчивалась, но потом рассказала.

Славик на карусели детской крутился. Он любил карусель эту ржавую и скрипящую, как любил раскаленную горку и песочницу. На этой площадке только малышня играла. Те, что постарше, облюбовали другую площадку – где сетка натянута рваная, можно мячик перебрасывать. Где перекладина, на честном слове державшаяся, чтобы подтянуться и виснуть вниз головой. Светка по возрасту пока на малышовой площадке играла. И Славик с ней. Обычно хорошо играл – маленьким мячик кидал, пинал аккуратно, качал качели осторожно. Все думали, что старший брат привел сестричку на площадку. Заботится. Но Славик был уже взрослым. И раскручивал карусель сильно. Светка была привычная, держалась. А другие дети падали, некоторых тошнило. Или вдруг Славик забирался на горку и сталкивал ребенка, потому что тот мешал ему съехать. Мог залезть в песочницу и насыпать песок на голову малыша, который едва сидеть начал. Славик хотел как лучше…

Мальчишки его возраста в это время пинали мяч в стену. Камушками выкладывали ворота и целились в середину. Иногда мяч прилетал случайно в чью-то голову. Мальчишки быстрой скороговоркой просили прощения: «Извините, случайно, больше не будем». Местные тут были спорые и умелые – у всех младшие братья и сестры. А то и по двое. И они знали, что нужно малышу дать мяч, сделать десять куличиков за минуту, покачать сильно на качелях и все – ребенок успокоился, можно вернуться к футболу. Местные дети гуляли под присмотром старших братьев или сестер, пока мамы и бабушки зарабатывали деньги в сезон. Поэтому в умении остановить кровянку – послюнявить, прилепить листик подорожника, отвлечь болтовней – им не было равных. Многие матери из отдыхающих диву давались – они так не умеют, как эти местные мальчишки. Да эти пацаны лучше любой няньки. Если уж совсем ребенок не успокаивался, то у этих ребят в карманах кусок сахара находился. И сахар, с пылью, с нитками от штанов, вкуснее любой конфеты казался. Многие дети такой кусковой сахар впервые в жизни видели. Пихали за щеку, пока мать или бабушка не видят, и готовы были терпеть новый удар мячом, лишь бы еще кусочек получить.

Эти мальчишки семи-восьмилетние умели делать с младшими детьми все. Только потому, что были старшими в семье. Могли высморкать в грязный лист подорожника, обтереть слезы подолом рубахи. И даже знали, что делать с капризными и неуправляемыми детьми, на которых усталые матери уже махнули рукой.

Местный мальчишка скрывался в кустах и выходил, держа за шкирку котенка. Вид котенка приводил в чувство самого плаксивого ребенка. Старший мальчик учил малыша, как правильно брать за шкирку, как почесать за ушком, чтобы заурчал и раскрывал лапку, чтобы ребенок увидел когти и подушечки. Мать, которая уже представляла, как будет выводить блох у ребенка, не двигалась с места. Ее неуправляемые сын или дочка немедленно становились ласковыми, улыбчивыми, ангельскими созданиями, которые прижимали к груди драного блохастого котенка и прекращали капризничать. Они придумывали клички, смеялись и прибегали к матери, суя ей под нос этого самого котенка.

– Мам, давай его домой возьмем! Мам, ну пожалуйста!

И местные дети знали, что котенка заберут в съемную комнатушку, будут кормить, поить молоком, выведут блох. Котенок не подохнет хотя бы в ближайшие две недели. А если повезет, то и в течение месяца. Только потом его оставят вместе с миской и уедут. Но котенок уже выживет. У него появится хоть призрачный, но шанс. А затем самые стойкие, которые умудрятся не попасть под колеса машины, прибьются к столовой тети Вали, или к ресторану, или к пансионату и будут жить там. А может, и хозяйка, которая угол сдавала жильцам, себе оставит животное. При условии, что кот будет мышей ловить и крыс. И приносить хозяйке на порог. Да, котам было проще выжить. Кот ушел, погулял и вернулся. А кошка придет брюхатая, устроится рожать на полке с постельным бельем, и потом что делать? Топить котят? Раздавать? Кормить?

Славик, у которого не было ни братьев, ни сестер, не умел извиняться, потому что не понимал, за что? В чем его вина? Но он знал, что если кто-то плачет, то это плохо, надо успокоить. Не понимал, как правильно обращаться с малышами, потому что Светка никогда не была маленькой. Она родилась со взрослым взглядом. Смотрела внимательно. И она была старшей в их странной семье. Славик знал, что если плачет тетя Галя, это плохо. Если плачет тетя Валя, тоже плохо. Он не помнил, чтобы и Светка плакала.

В тот раз он толкнул девочку. Маленькую, лет двух. Девочка упала и расплакалась. Мать начала возмущаться:

– Ты же взрослый, зачем толкнул?