Шабаш Найтингейл - Виолетта Стим

эту самую минуту о чем-то беседует с Тэдом Кларенсом в соседнем зале. В Ордене мы тоже… никогда не проводили время вместе.

Интуитивно почувствовав, что разговор переходит на опасную почву, – Дрейк слышал, что жизнь в Ордене Монтеры сложно было назвать приятной, – он посчитал нужным на всякий случай перевести тему.

– Вроде бы твой дед возглавляет подразделение погодных магов? – спросил он.

– Не совсем, – покачал головой Леон, закрывая рукопись и кладя ее на специальную тележку, на которой все находки впоследствии отправлялись наверх. – Маги-ученые под его руководством изучают природу архипелага полностью – биологию, экологию, метеорологию, геологию… Короче, всю эту научную дребедень. А вот отец как раз руководит погодными магами.

– Значит, наш дядя Ричард и твой дед работают вместе, – заключил Дрейк и посчитал, что на этом в разговоре можно поставить точку. Время на болтовню казалось ему сейчас непозволительной роскошью.

Открыв книгу, он торопливо записал ее название на специальном бланке, который следовало поместить перед титульным листом. В этом бланке должна была содержаться и другая информация – об авторе, кратком содержании книги, примерном количестве страниц и возможной дате написания. Все это необходимо сделать как можно скорее, если он еще мечтал попасть домой.

Потирая уставшие глаза, Дрейк со скукой перелистнул несколько страниц, быстро поняв, что перед ним находился личный дневник какого-то волшебника, жившего в Эмайне в начале девятнадцатого столетия, едва ли представлявший хоть какую-то историческую ценность. Старик описывал свой быт, ссоры с женой, затеявшей масштабную перепланировку семейного особняка, махинации с принадлежавшей ему недвижимостью и нежные ночи с молодой любовницей.

– Не понимаю, для чего в архив поместили эту дрянь? – с раздражением спросил он четверть часа спустя.

– Очередной дневник? – спросил Леон, заканчивающий со следующей книгой, – его работа явно шла быстрее. – Сегодня мне попалось штук пять таких. Подозреваю, что сюда свезли все личные дневники жителей Эмайна, какие только смогли найти. Хочешь узнать, что мне показалось в них странным?

– Хочу узнать, почему я должен торчать здесь до ночи, – проворчал Дрейк. – Мне просто необходимо успеть домой. Не могу ни на чем сосредоточиться.

– Иди и выскажи это нашему достопочтенному виконту, – приподнял брови Леон.

– Так и сделаю, – кивнул Дрейк, поднимаясь со стула. – Хотя бы сегодня, но он отпустит меня пораньше.

Он пошел мимо таких же несчастных, вынужденных работать допоздна. Им с Леоном еще повезло – нашелся свободный стол со стульями. А кто-то разбирался со свитками и книгами сидя прямо на полу. Впрочем, в защиту архивариусов стоило добавить, что многие из них относились к своим обязанностям с куда большим и совершенно неподдельным энтузиазмом.

В дальнем зале, наименее освещенным из всех, виконт Броллахана, Тэд Кларенс, реквизировал себе большой письменный стол, за котором расположился с самым важным, начальственным видом. Из всех подчиненных в этом зале работал только один – его непосредственный помощник. Он разбирал книги в одном из шкафов, и возле головы на уровне глаз висел маленький шарик света, помогающий разглядеть хоть что-то в полутьме.

Перед столом начальника сидел Альберт Бланшар. Как и сказал Леон, мужчины вполголоса обсуждали что-то, и в свете керосинки их лица выглядели довольно зловеще.

– …заметили еще на прошлой неделе, – донесся до Дрейка негромкий, но усиленный хорошей акустикой зала голос Альберта. – Показатели активности стабильно растут, и сделать с этим ничего нельзя.

– Я уже известил Вильгельмину, – отвечал пожилому мужчине Тэд Кларенс. – Решать, делать что-то или нет, – ее задача.

– Но ведь поэтому я и пришел к тебе, – с суровым видом возразил Альберт. – Твои люди тоже занимаются нашей общей проблемой. Если на Нью-Авалоне вскоре произойдет новое землетрясение, то…

– То мои люди точно не смогут помочь, – перебил его Тэд. – Наша задача – выяснить причины…

Мужчина осекся и поднял глаза, всматриваясь в сторону дверного проема, скрывающегося во тьме. Дрейк, на которого, собственно, и был направлен взгляд, быстро понял свою ошибку – услышав разговор, наверняка важный, он ненароком замер, стараясь узнать как можно больше, прежде чем ему самому пришлось бы заговорить. Однако задержался слишком уж надолго, и его заметили.

Сразу стало ясно – ни о каком послаблении в рабочем графике просить уже больше нельзя. Виконт Тэд Кларенс выглядел раздраженным. Потому Дрейк торопливо выпалил первые пришедшие на ум извинения и быстро вернулся на свое рабочее место, пока не получил выговор или штраф. Он надеялся, что начальник не успел разглядеть его лицо.

Когда Леон одарил его вопросительным взглядом, Дрейк только неопределенно пожал плечами и взялся за работу. Но вновь думал не о ней, а о возможности нового землетрясения, о котором говорил Альберт Бланшар.

Перелистывая страницы и мельком вчитываясь в текст, он гадал о том, что может сделать в такой ситуации Вильгельмина и расскажет ли Ковен людям правду хотя бы в этот раз?

Не прошло и пяти минут, как случилось нечто, заставившее его пересмотреть важность исследуемого дневника. Выхватив из общей массы текста заинтересовавший отрывок, Дрейк несколько раз перечитал его и даже заглянул в самое начало, удостоверившись в точной дате написания.

– Ты говорил, что найденные тобой дневники были странными, – сказал он Леону, чувствуя неясную дрожь внутри. – Почему?

Но прежде чем друг ответил, Дрейк осознал, что ответ ему вовсе не нужен.

Он догадался, отчего в этом хранилище обнаружилось такое количество личных дневников, принадлежавших самым разным жителям архипелага. Все они содержали одну общую информацию, которую кто-то очень хотел скрыть.

Информацию о том дне, когда небо над Нью-Авалоном стало красным, как кровь. И произошло это за восемьдесят лет до начала проклятия.

Глава 4. Finis omnibus

Среди раскидистых деревьев возвышалась статуя великого короля, навсегда застывшая на своем троне, вросшем в ствол исполинского дуба. Ползучие растения так плотно опутывали его причудливой зеленой мантией, что складывалось впечатление, будто они намеревались наделить покрытое трещинами изваяние своей животворной силой и освободить от оков смерти.

Время давно остановилось перед этим творением, почти забывшем о своем прошлом. Вокруг царили спокойствие и тишина, лишь изредка прерываемые печальной песнью и шелестом маленьких крыльев. Сквозь листья и ветки до короля доносились чудесные звуки, которые он едва ли мог оценить сполна.

Соловей, такой же одинокий и всеми покинутый, пел о любви, о тоске, и о радости… И его пение передавало все то, что способно было заставить сердце биться чаще. Любое, даже окаменевшее.

Вспорхнув в последний раз, он приземлился на колени короля, по которым ниспадала вниз отросшая за столетия борода, и заглянул снизу вверх в устремленные в пустоту