Игра на выживание - Анна Владимирская

В основном это были скрипки таких гениев, как Страдивари, Гварнери и Амати.

Проверяющие были в таком шоке, что дедушку от греха подальше поместили в тюрьму, а информацию о найденной коллекции, которую конфисковали и отправили на склад таможни, засекретили до выяснения масштабов катастрофы.

Постепенно клубочек начал раскручиваться. Во-первых, по оценкам музыковедов, стоимость найденных произведений составляла порядка полумиллиарда евро. Во-вторых, в коллекции обнаружили множество скрипок, которых вообще не должно было существовать. Они были списаны разными музеями музыкальных инструментов мира в связи с ветхостью и разрушением, а Николас Мюллер, будучи не только мастером-настройщиком, но еще и замечательным реставратором, буквально по щепочке и по дощечке возрождал погибшие инструменты к жизни. Когда следователи, что называется, «достали» почтенного герра Мельниченко, как его знали на Украине, то он объявил правоохранительным органам Австрии следующий ультиматум.

Дескать, собирал я свою коллекцию на протяжении всей жизни лишь с одной-единственной целью – подарить ее родному городу Киеву в знак того, что хоть я и Мюллер последние семьдесят лет, но душой я всегда оставался Мельниченко!

Вот как отжег дедуля! И поставил своим заявлением австрийские правоохранительные органы в крайне неудобное международное положение. Чиновники от него отстали, а дело приобрело огласку уже как дипломатический прецедент. В результате четкой работы австрийских дипломатов коллекцию Мюллера-Мельниченко следовало описать, задокументировать и отправить в Киев, для пополнения собрания старинных музыкальных инструментов Городского музея.

Представлял Городской музей Киева Шанаев. Он хоть официально в штате музея и не числился, но зато там находилась на бессрочном хранении его собственность – коллекция старинных музыкальных инструментов.

Разговор с Мюллером проходил в одном из традиционно респектабельных венских кафе «Хофбург», располагавшемся в самом центре города, непосредственно во дворце Хофбург[7], рядом с входом в Музей «Сисси»[8].

– Здесь мы буквально окружены историей! – бодро заметил Мюллер. Несмотря на почтенный возраст, он был одет в великолепно сшитый пиджак цвета топленого молока, белоснежную рубашку и брюки цвета терракоты. – Вы не будете возражать, если наш разговор пойдет на русском? Может, он у меня не слишком совершенен, но хочется практиковаться.

– Буду рад. Мой немецкий еще хуже английского, – с улыбкой заметил Шанаев, радуясь в душе, что не возникнут сложности перевода. – Итак, герр Николас, у вас есть желание передать свою коллекцию Украине?

– Выдающийся философ Людвиг Витгенштейн как-то заметил, что музыка есть «самое рафинированное из всех искусств», поскольку «субстанция, позволяющая толковать ее содержание, обладает всей бесконечной сложностью. Эта сложность находит выражение во всех прочих искусствах и утаивается музыкой». Лично я думаю, что рафинированность музыки по сравнению с другими искусствами выражается и в том, что музыкальное произведение нематериально. Вы меня понимаете? – Небольшие глазки Мюллера сохранили живость и блеск. Несмотря на почтенный возраст, он смотрел на собеседника внимательно, с затаенной насмешкой.

– Абсолютно! – изобразил почтение приезжий.

– Я это говорю в том смысле, что оно не существует вне момента своей реализации в виде исполнения. Действительно, скульптура Фидия или полотно Рубенса – это некий материальный объект. В то время как материальным выражением большинства музыкальных произведений являются партитуры. Партитура, нотные тексты как материальные объекты сами по себе не являются произведением музыкального искусства: таким произведением мы все-таки считаем записанную в них музыку, а для того, чтобы эта музыка «осуществилась», необходимо ее исполнение. Те, кто собирает старинные инструменты, по сути, владеют музыкой! – Старый коллекционер рассмеялся, и звук его смеха напоминал клекот голубей на площади рядом с кафе.

Шанаев посмотрел на конную статую Евгения Савойского[9]и подумал: «Ох! Не простой ты старичок, Мюллер-Мельниченко!»

– Вы хотите обсудить вопрос, связанный с так называемыми старинными музыкальными инструментами? Ведь вы за этим приехали, Григорий Петрович? – Взгляд старика стал холодным, и улыбчивое, светское выражение исчезло с его лица.

– Да, безусловно. В связи с реабилитацией старинных инструментов и активным процессом их использования в концертной практике музыкантами к нам в музей часто обращаются либо сами известные скрипачи, либо их директора…

– Импресарио…

– Да. Да. Поэтому мне хотелось бы обсудить, герр Николас, условия дарения. Да и мне как коллекционеру хотелось бы увидеть вашу коллекцию, прежде чем приглашать сотрудницу музея, которая должна все оформить надлежащим способом.

– Понимаю ваше желание познакомиться с моей коллекцией. Но сразу хочу предупредить: в наше время стало корректным говорить не о типе инструмента – «старинный» или «современный», а скорее о том, кто автор и какого года модель. Вот список моих инструментов.

От просмотра списка Мюллера у Шанаева случилось прямо-таки помутнение рассудка. Он, готовясь к встрече, предполагал, что его чем-то удивят, но не до такой же степени!

Новое лицо Шанаева еще больше прежнего было неподвластно мимическим сменам настроения. Он, как опытный игрок в карты, обычно не показывал своих эмоций. Но в данном случае не смог скрыть изумления. В коллекции Мельниченко-Мюллера находились не только скрипки ведущих мастеров Италии: Амати, Гварнери, Страдивари, но также и те, которые подтверждались как подлинники Страдивари и относились к «золотому периоду» работы кремонского мастера. Как можно было собрать такую драгоценную коллекцию? Шанаев вытер шею платком, поскольку его прошиб пот от понимания того, рядом с каким сокровищем он оказался!

– Вы никогда не задавались вопросом, Григорий Петрович, – старик говорил почти без акцента, – почему все скрипачи мира хотят играть только на Страдивари? Ну, в крайнем случае на Гварнери или Амати. Но все же готовы платить целые состояния, чтоб купить именно Страдивари и только Страдивари?

– Ну, вы, герр Николас, не считайте меня совсем уж безграмотным! Звучание у этих скрипок великолепное. Вот за этот звук и борются скрипачи!

– Именно. Скрипачи душу готовы отдать дьяволу за звук! Некоторые ученые предполагают, что Страдивари использовал высокогорные ели, росшие при необычно холодной погоде. Дерево имело повышенную плотность, что, по мнению исследователей, и придало отличительное звучание его инструментам. – Старик отхлебнул ароматного кофе из белоснежной фарфоровой чашечки. – Другие считают, что секрет Страдивари – в форме инструмента. – Он описал сухой ручкой в воздухе лекальную кривую, напоминавшую силуэт женского тела. – Говорят, все дело в том, что никто из мастеров не вкладывал в свою работу столько труда и души, сколько Страдивари. Ореол тайны придает изделиям кремонского мастера дополнительное очарование…