Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков

Незаметно пришла пора мне спать. И я отправился по High Holborn к st. Paul Cathedral. Было уже около часу ночи, когда я робко стал стучать в двери собора. Никто не открыл мне. Но зато я увидел полицейского, приближающегося ко мне, несмотря на холод, в одной белоснежной рубашке. Я решил не испытывать судьбу и быстро удалился от двери. Я несколько раз обошел st. Paul Cathedral и нашел несколько удобных мест для ночевки. Одно из них — густые кустики под скульптурой лежащего на земле апостола Павла. Там я на некоторое время прилег, но заснуть не смог, потому что было зябко. Я понял, что совершил ошибку: в центре меня никто не пустит в церковь. Но в Ilford возвращаться было уже поздно. До утра, чтобы не замерзнуть, я добросовестно бродил по центру Лондона, время от времени присаживаясь на лавочки, чтобы дать отдохнуть ногам. А утром, совершенно обессиленный, я поехал в аэропорт Heathrow и заснул там мертвецким сном в четвертом терминале в зале прибытия. Один раз мой сон потревожил полицейский, проверил мои документы. Удовлетворенный проверкой, он пожелал мне доброго сна и оставил меня в покое. Другой раз меня разбудила маленькая девочка, трех лет. Она протягивала мне стеклянную банку с консервированными сливами.

— Берите, берите! — ласково улыбаясь, говорила мне ее мама, красивая молодая женщина. Эх! Видать, жалкий у меня видок, раз простые англичане со слезами жалости подают мне еду. Да я и не против! Мне ничуть не стыдно. Стыдно — у кого видно! Может быть, и я когда-нибудь подам кому-то голодному, жалкому и чумазому. Еще одну ночь я провел в теплоте терминала аэропорта Хитроу.

А на следующий день «Боинг» уносил меня на Родину из красивой и сытой Англии. Я был осунут, небрит, немыт, дурно пах, но счастьем светились мои красные, опухшие глаза оттого, что через пару часов приму ванну, накачу виски, закушу сырком «Новость» и стану нормальным, благополучным, чистым, светлым и сытым человеком. Быть бедным скверно в любой стране.

— О! Как я ненавижу эту аэрофлотовскую еду! — воскликнула сидящая рядом девушка-армянка с маленькими усиками, летяшая в Армению на каникулы, когда стюард принес нам контейнер с обедом.

— Успокойтесь, мэм! Я вам помогу, — сказал я вежливо, бережно забирая у нее обед. Я в мгновение ока съел оба обеда, безобразно чавкая и притоптывая ногой. Я уплетал курицу с рисом, ухмыляясь, вспоминал позорный момент моей жизни, когда я, стоя босиком на липком полу цыганской кухни, трусливо озираясь, руками сгребал остатки картошки со сковородки цыгана Малькиадоса и, давясь, пожирал их. Армяночка с восторгом и благодарностью смотрела на меня своими огромными, черными, страстными очами. Я вдруг понял одну важную вещь, друзья. Счастье — это быть сытым, любимым, нужным и здоровым. Это счастье можно и нужно создавать на Родине. Среди своих. Там, в далекой, промозглой и неласковой Англии, Норвегии, Америке, мы никогда не станем родными. Я, по крайней мере, не стал. Можно, конечно, купить там замок, виллу, апартаменты, футбольную команду и приезжать просто на шопинг, дринкинг, факинг и на хеллоуин.

Вернувшись в Москву, в свою съемную комнатушку, я плакал от счастья, лежа в пенной ванне, врубив на всю мощность Jimi Hendrix. Вот оно какое бывает настоящее счастье! И вот ведь как может судьба-злодейка повернуть наш странный путь! Я вернулся с мечтою задушить в жарких объятиях хрупкую тушку Ирочки Простуженной, я мечтал о ней уже в самолете, после того, как уплел два обеда, давшие импульс гормональной пляске. Но, когда я, трепеща от страсти, позвонил ей, чтобы признаться в любви и призвать ее к себе на одр, она с нескрываемым торжеством объявила, что нашла свою судьбу и выходит замуж. Но разве могла меня огорчить такая мелочь после всего пережитого? Я стал в легкой панике звонить другим своим знакомым девушкам, по списку, который я именовал «блядуницей». Но это был не мой день! Да как не мой?! Мой! Я ведь дома! Чистый, сытый, умный, живой! Первый вечер после Британского Ада я провел в своем унылом, ободранном, неуютном серале наедине с собой, бутылочкой Pascal Bouchard под дивные блюзы Джимми Хендрикса. Неделю я писал свои воспоминания, плача и смеясь от счастья. Конечно, я не все мог тогда написать. «Комсомольская правда» — это же все-таки семейная газета. Я мог порушить своей искренностью нравственность российской детворы.

— Читал все выходные — не мог оторваться. Публиковать без сокращений! — сказал Сунгоркин утром на планерке после прочтения моих сумбурных, но искренних записок. Наутро, как говорят в народе, я проснулся знаменитым. После того, как мой сериал «Небритая Британия» (название придумал Игорь Коц) был опубликован, меня стали приглашать на телеканалы, на радио, на шоу-программы. Статья была переведена на английский журналисткой Амарией Джентельмен и опубликована в ежедневной британской газете Guardian. А парламент этой страны после этого внес изменения в законодательство, ужесточающие миграционную политику.

Ребятушки журналюшки в коридоре приветливо пожимали мне руки. Девушки журналистки, как мне казалось, бросали в меня вызывающие, исполненные страсти и симпатии взоры. Мне хотелось крикнуть: «Спасибо тебе, мошенник Юрис! Низкий тебе поклон, плутовка, воровка и проститутка Джули! Будь здоров и счастлив, старый, больной цыган, покровитель воров и наркодилеров Малькиадос! Спасибо вам, британские бомжи: Ронни и Гэри! Спасибо, мои напарники Дон и Роланд! И тебе, толстый мальчик Скотт, большое спасибо! Если бы не вы, все было бы в моем путешествии благообразно, и мне не о чем было бы рассказать своим читателям!

* * *

— Ну-ка, Санек, признавайся, проказник, сколько процентов правды в твоих британских приключениях? — спросил Сашка Е. обозреватель отдела информации (был такой отдел в «КП» некоторое время), когда мы после трудовой вахты зависли на «Углу» (была такая чудная забегаловка на углу улицы Правды).

— Сто, — ответил я скромно и честно, занюхивая стопарик долькой лимона. И я не лукавил. Я в самом деле пережил едва ли не самое интересное приключение в своей жизни. Наутро я проснулся знаменитым. Мой сериал про Британию вышел сериалом в двенадцати номерах газеты, был подхвачен английскими коллегами, переведен на английский язык и опубликован в газете Guardian. Материал обсуждали в Парламенте Великобритании, по итогам был принят Закон об ужесточении правил въезда иностранных граждан в страну. Меня пригласили поболтать на BBC, на «Радио России», на телевидение в программе Малахова и у Арины Шараповой. А как бонус в коридоре редакции ко мне подошла юная красавица журналистка, на которую я давно уже «глаз положил», и сказала просто, с нотками нежной страсти в голосе:

— Я так смеялась, когда читала… Ты просто — гений….

— Так это… Ну… поехали тогда ко мне, — охотно поддержал я восторженное признание.

Впервые в моей жизни апрель растянулся на три месяца, и это не угнетало меня, впрочем, как даже если бы он сократился до одних суток. Я пытался бессовестно обмануть время, и у меня получилось. Меня не мучила совесть. Ведь это был безобидный обман, розыгрыш. Время ничего не потеряло, а я приобрел Веру в Себя, в Бога и в торжество справедливости. Мои труды, бдения и похмельные радения были вознаграждены.