Старая ратуша - Роберт Ротенберг

— Папа? Это ты? — недоуменно переспросил женский голос. Он казался довольно молодым, однако звучал глухо и хрипловато. Встревоженно, почти на грани паники.

Фернандес раскрыл чистую страницу и в правом верхнем углу написал дату.

— Это Аманда? — послышался грубоватый голос с акцентом, похожим на карибский.

Фернандес никогда не слышал Брэйса, но не сомневался, что это не его голос.

— Кто это? — настаивала Аманда.

— Я здесь с твоим отцом. Он попросил меня позвонить и сказать: с ним все в порядке. — Мужчина говорил очень медленно, словно читая по бумажке.

— Все равно не понимаю.

— Он пока не хочет, чтобы ты к нему приходила.

Фернандес услышал, как Аманда повысила голос.

— Что? Сейчас же дайте мне поговорить с отцом.

— Он хочет, чтобы ты передала эти слова всем близким.

— Но…

— Мне пора. — Последовал резкий щелчок.

— Погодите… — закричала Аманда, но ее крик был прерван громким телефонным гудком.

Фернандес приподнял свою ручку. Он не написал ни слова.

— Аманда Брэйс — старшая дочь от первого брака, — пояснил Грин. — Двадцать восемь лет. Замужем. Работает в «Рутс»[10]координатором производства. На криминальном учете не состоит. В полицию не обращалась. Мы хотим выждать пару деньков, прежде чем поговорить с ней.

Детектив, казалось, пребывал в полной растерянности от услышанного. Фернандес с досадой чуть не скрипнул зубами.

Они слушали тишину на диске в ожидании следующего телефонного звонка. Фернандес в надежде занес ручку над бумагой. Ничего. Он увеличил громкость почти до отказа. В небольшом офисе раздалось гудение пустого диска.

— Вторая дочь, Беатрис, живет в провинции Альберта, — подал голос Грин. — Тоже замужем. На учете не состоит. В полицию не обращалась.

Минуту спустя Фернандес нажал кнопку перемотки и, подержав ее несколько секунд, отпустил. Нажал «воспроизведение». По-прежнему ни звука. Он повторил это дважды. Ничего. Записывающее устройство включалось, реагируя на голос. Слушать дальше не имело смысла: диск был пустой.

— Nada,[11]— вздохнул он. — Похоже, мы промахнулись.

Он перевел взгляд на Грина. Тот крутил пальцами свою ручку.

«Жернова правосудия вращаются медленно». Он словно наблюдал их вращение.

— Брэйс держит язык за зубами, — отозвался Грин.

— Правило «ни в коем случае», — заметил Кенникот.

Молодой офицер заговорил впервые. И все посмотрели на него.

— Когда я был адвокатом, — продолжил он, — меня учили «ни в коем случае» не подписывать никаких письменных документов, пока все страницы не будут вместе скреплены степлером. Таким образом, я буду гарантирован от подлога, если в дальнейшем возникнут вопросы, связанные с подписанными мной бумагами.

— Вы можете с уверенностью утверждать, что «ни в коем случае» не могли подписать нескрепленный документ, — подхватил Грин, — равно как Брэйс может поклясться, что «ни в коем случае» не открывал рта в тюрьме — защита в ситуации, если кому-то понадобится заявить, что Брэйс болтал с ним за решеткой.

— Очень хорошо, Кенникот, — отметила Рэглан.

Грин повернулся к ней.

— Полагаю, вы хотите, чтобы Брэйс был выпущен под залог, не так ли?

Она кивнула.

— Он заговорит, выйдя оттуда.

Все трое посмотрели на Фернандеса.

— Устрой-ка им там хорошенькое представление. Пусть Пэриш и Брэйс решат, что мы не хотим его выпускать, — велела Рэглан. — Но все-таки будет лучше, если ты им уступишь. — Она вновь повернулась к Грину. Было очевидно, что им уже не раз доводилось работать вместе.

— Кстати, — сказал Грин, — я подыщу Кевину Брэйсу сокамерника. Кого-нибудь из любителей бриджа.

— При чем тут бридж? — не понял Фернандес.

Все вновь перевели взгляд на Фернандеса.

— Да он же постоянно говорит о нем во время своей передачи! — воскликнула Рэглан.

— А в его кабинете полно книг о бридже, — добавил Кенникот.

Фернандес кивнул.

«Пожалуй, надо прекращать слушать записи и начинать слушать радио», — подумал он.

— Да, кстати, — вспомнила Рэглан, подходя с Грином к двери, — судьей назначен Саммерс. Будет интересно.

Фернандес подождал, пока за ними захлопнется дверь, затем залез в нижний ящик стола и вытащил оттуда коробочку с пометкой «Судьи». Он стал листать расположенные в алфавитном порядке карточки, пока не добрался до той, на которой было написано «Саммерс». Он помнил почти все, о чем там говорилось. Карточек было три. Первая относилась к начальному периоду его службы:

«Немолод, придирчив к новичкам, любит хоккей с шайбой, получил право на стипендию в Корнельском университете, играл в низшей лиге. Тройное „А“? Семейный абонемент на игры „Кленовых листьев“? более пятидесяти лет, криклив, назвал меня „мистер Фернандо“. Служил на флоте. Капитан судна. Имеет осведомителя. Никогда не опаздывает».

Фернандес умилился своей наивности пятилетней давности. В непонятных для себя в то время местах он ставил вопросительные знаки. Сейчас бы он ни за что не назвал хоккей «хоккеем с шайбой».

Вторая карточка появилась три года назад:

«Дослужился до старшего судьи… яркий пример „судака“… торопит с завершением дел, сокращает списки дел к слушанию… занимается политиканством… любит девятичасовые новости Би-би-си… слаб по бытовой части… вне работы постоянно — даже летом — болтает о хоккее. В любой разговор вставляет, что учился в Корнельском университете. Обожает говорить о своем катере. Отец Джо».

«Судаками» как прокуроры, так и адвокаты называли судей, которые, возомнив о своей персоне, превращались в напыщенных грубиянов. Саммерс мог послужить классическим примером. Он становился хамом, если вовремя не получал отпор. «Слаб по бытовой части» означало, что Саммерс имел обыкновение выносить оправдательный приговор мужчинам, обвинявшимся в физическом насилии над супругами. Не лучший выбор для дела Брэйса. Джо — Джо Саммерс. Недавно пришла в прокуратуру, уволившись из солидной фирмы на Бей-стрит. Трудолюбивая и добросовестная, никогда не появлялась на судебных заседаниях под председательством своего отца.

Третья карточка была годичной давности:

«Засадил черного парнишку, и тот покончил с собой… Парень был невиновен… В предсмертной записке обвинял судью. Слухи: торопился на выходные, на какой-то турнир по хоккею. Стал сговорчив по вопросам освобождения под залог. Обвинение представлял Каттер».