Потом и кровью - Андрей Посняков

– Что вы сказали, госпожа? – парнишка тоже обернулся и, посмотрев вверх, улыбнулся. Ибо при виде красавицы баронессы обычно улыбались все, исключая разве что совсем уж откровенных женоненавистников и подлецов.

– Закончишь все сам, Франц? Мне Эрих нужен.

– Ну да, ну да. Закончу.

Охотно кивнув, Франц вернулся к возам:

– Та-ак… Значит, это у вас – бычок. Нетель.

Эрих фон Ландзее вбежал в башню на крыльях любви – ну как же еще можно было назвать то светлое и томительно радостное чувство, охватившее его еще при жизни старого барона! То, что испытывал юный паж к своей сеньоре, так и называлось – любовь. Юноша любил Александру фон дер Гольц тайно и был счастлив уже и этим. Однако все изменилось после смерти барона… и особенно после того, как Эрих помог своей возлюбленной бежать и, королевской волею, обрести доброе имя.

– Ах, милый Эрих… – едва юный рыцарь вошел, а точнее сказать, ворвался в залу, баронесса бросилась ему на шею и, одарив поцелуем, увлекла за собой в покои.

Его величество ведь просил отвлечь Эриха, так почему бы это не сделать? Так, чтобы приятно было и самой. Немножко поиграть в любовь, ведь Эрих фон Ландзее – такой милый мальчик!

– У меня что-то чешется под левой лопаткой, – Сашка вовсе не стала придумывать каких-то изысканных обольщений. Вполне хватило и обычных, деревенских. – Ты б посмотрел, а?

– Где?

– Ну, вот… Развяжи ленточки…

Честно сказать, стягивающие лиф платья шелковые шнурочки уже были давно ослаблены Сашкой, осталось только потянуть, и…

Эрих и потянул. И восхищенно замер, узрев пред собой оголившуюся спинку баронессы! Белую, с такой нежною шелковистою кожей и трогательными веснушками на плечах… Не удержавшись, юноша погладил плечико своей юной пассии, потом робко поцеловал ее в шею.

Александра фон дер Гольц резко обернулась, уже нагая до пояса – осталось сбросить лишь кринолин.

– О, госпожа моя…

Эрих не верил своему счастью.

– Иди сюда, мой рыцарь, – томно облизав губы, прошептала баронесса. – Иди…

Между тем внизу, во дворе замка, помощник фогта Франц заканчивал приемку оброка.

– Девять локтей полотна… Что так мало-то?

– Лен плоховато уродился, господин. А я еще бобровыми шкурками добавлю. Вот, вместо пяти – полдюжины!

– Ладно. Пусть будут шкурки.

Наконец остался уже один воз – кибитка. Хозяйка ее, молоденькая смазливая хуторянка, вдруг улыбнулась обворожительно и маняще и так стрельнула глазками, что у парня захолонуло сердце. Стройненькая брюнетка с голубыми глазами… такая, как в сладостных детских мечтах.

– Меня зовут Марго, молодой господин. Я с дальнего хутора.

– С какого именно?

– А вас как зовут?

– Франц. Так с какого же?

– Жарко сегодня, милый Франц… Ведь правда?

Жарко, вообще-то, не было. Наоборот, все небо с утра затянула какая-то белесая хмарь, а с реки явственно тянуло холодом.

Тем не менее ушлую хуторянку это, похоже, ничуточки не смущало. Распахнув черный бархатный жилет, она вытащила из-за пояса веер, томно обмахнулась… и, неловко уронив веер к ногам, наклонилась – так, что взгляд Франца невольно попал в разрез белой льняной сорочки. Весьма глубокий разрез, ничего по сути не скрывший.

Ах, какая у этой девчонки кожа! Золотисто-смуглявая и, верно, шелковистая наощупь… Франц даже покраснел. Видя такое дело, Марго еще подлила масла в огонь:

– Отец впервые отправил меня в замок одну. Я так волнуюсь, так волнуюсь… Послушайте, как бьется сердце!

Схватив потную ладонь юноши, Марго приложила ее к своей груди. Нащупав крепнущий сосок, Франц закусил губу.

– А хотите квасу? – томно, в самое ухо, прошептала девушка. – У меня есть… там, в повозке… Пошли.

Не дожидаясь ответа, гулящая схватила парня за руку, увлекая за собою в кибитку. Франц шел как будто во сне – шагал как тот теленок… или нетель.

– Вот сюда поднимайтесь, мой господин… Ага! Я сейчас опущу полог. Во-от…

– Зачем же полог-то… Ой…

Франц напряженно застыл, почувствовав у своего горла разящее острие кинжала!

– Поклон тебе, парень, от герра Иоганна Гетфильда. Аптекаря из Москвы, – с насмешкою произнес чей-то грубый голос.

– Так герр Иоганн жив? – искренне обрадовался мальчишка. – А я-то думал…

– Ну, вот мы с тобой и встретились, паренек.

Холодное лезвие уже готово было перерезать несчастному юноше горло, однако помешали снаружи:

– Эй, чья это повозка? А ну, живо убирайте ее со двора!

Луч света ворвался в кибитку – кто-то приподнял полог, заглянул… Человек короля Магнуса! Тот, кого называли Анри Труайя!

– Говорю, убирайтесь, живо! А-а-а, и ты здесь, Франц. Они что же, тебя до города подвезут?

– П-подвезут…

Убравшийся от горла кинжал уперся под лопаткой в спину.

– Ага… ну, пусть подвозят… Франц – беги!

Что было дальше, Франц толком не понял. Рванулся, прыгнул, закричал… Ткань кибитки с треском разорвалась, и воины Анри Труайя поразили злодеев копьями! Правда, не всех, самому главному – Акинфию – удалось уйти. Выпрыгнув из кибитки, он бросился не к воротам, как следовало бы ожидать, а к приставной лестнице, ведущей на крепостную галерею, как поступил бы опытный и хладнокровный воин.

Взобравшись на галерею, Акинфий отбросил лестницу носком сапога, бегом поднялся на стену, встал меж каменными зубцами и, не оглядываясь, бросился вниз, в ров.

– Смотрите, смотрите! – на башне закричали стражники. – Прыгает, ага… Ой!

Труайя, конечно же, послал ко рву воинов, однако было уже поздно – злодею удалось скрыться в густых лесах, начинавшихся невдалеке от замка и тянувшихся до самых псковских земель. Еще двое злодеев оказались ранены, Марго же лишь плакала да говорила, что не виновата ни в чем. Ее просто попросили… наняли… просто доставить удовольствие… вот она и хотела… а они…

* * *

Раненного в руку злодея – назвался он Дементием – перевязали и увезли в Оберпален, где поместили в подвальное узилище под угловой башней выстроенного еще крестоносцами замка, нынешней резиденции короля. Приближался праздник – день урожая и день святых Флора и Лавра, почитаемых как католиками, так и православными жителями Ливонии.

Флор и Лавр при жизни был каменотесами, однако же их праздник почитался как лошадиный день, особо отмечали его те, кто хоть как-нибудь был связан с лошадьми: кузнецы-подковщики, мастера по конской сбруе, конюхи… ну и всадники, само собой, а всадниками в то время были почти все – другого-то транспорта не имелось!