В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

Моя позиция — поддержать президентские меры, чтобы избежать угрозы развязывания гражданской войны и дальнейших горьких испытаний для нашего народа. Бездействием центральной власти стали явно злоупотреблять некоторые региональные политики в автономных республиках, краях и областях, выступая с местнических позиций. Некоторые из них принимали законы, которые присущи только суверенным государствам, например устанавливать гражданство, вести самостоятельные международные дипотношения, заключать мирные договоры и т. д. «Не колебался, не раздумывал, — так скажет в своих воспоминаниях Президент, — Николай Голушко. Я его мало знал. Он имел полное моральное право отказаться от того варианта выхода из кризиса, который я предлагал. Мы мало работали вместе, к тому же Голушко пока всего лишь исполняющий обязанности министра безопасности. Мы втягивали его в эту сложную ситуацию, а вполне возможно, что такое решение противоречило его политическим и человеческим принципам. Я не знал, как он отреагирует. В то же время, может, это и хорошо, что появилась возможность проверить человека в острый момент».

В существующем противостоянии, в борьбе за власть проявляли активность и видные московские политики. Вконец зарвался вице-президент страны Руцкой, который накануне посетил Республику Коми и призывал шахтеров к всеобщей политической забастовке в поддержку законодательной власти, к свержению «режима Ельцина», высказывал недопустимые для его должностного положения нападки на правительство и президентскую власть. Трудно найти в мире другую страну, в которой второе по статусу государственное лицо могло допускать такую вольность, открыто заниматься антиконституционной деятельностью, и его дальнейшие действия буквально через месяц вылились в вооруженную попытку захвата власти.

Для самого Ельцина такой радикальный выбор — подписание указа № 1400 — был исключительно сложным. Он не спешил пойти на обострение обстановки, хотя мог реализовать свои идеи по объявлению досрочных выборов еще весной. Если бы эти события касались только разгона действующего парламента, авторитет которого был невысок, а не судьбы завоеваний Октябрьской революции, власти Советов, то в стране была бы относительно спокойная реакция. Депутатский корпус сам допустил множество неконституционных шагов, поэтому предложение распустить Съезд народных депутатов и назначить новые выборы не казалось столь резким шагом со стороны президентских структур. Намерения Президента были понятными: необходимы политическая стабильность, ясность, определенность. Хватит уловок с законами. «И я выбрал свой вариант стабильности», — отмечал Ельцин.

Содержание указа № 1400 — это словно известная до революции межа на спорных крестьянских земельных делянках, которая разделила общество. Ельцин не скрывал его неконсти-туционность, но видел в нем вынужденную меру, единственно возможное средство для выхода из тупиковой ситуации, ликвидации господствующего острого политического кризиса.

Действующая Конституция к этому периоду явно устарела, не отвечала современным реалиям, настроению и состоянию российского общества. Верховный совет намеренно провоцировал президентские структуры на решительные действия. Хасбулатов призывал парламентариев не покидать Белый дом, обвинил президентскую сторону в подготовке военного переворота и возможном вооруженном штурме здания Белого дома. Российские депутаты сами создали прецедент, когда в 1991 году после августовских событий с их активным и агрессивным участием были организованы нападки на Съезд народных депутатов СССР.

Мною была направлена записка Президенту об увеличении в стране числа проявлений террористической направленности. Возросло количество насильственных акций, выступающих как метод давления на органы власти и управления. Губернаторы, главы администраций, олигархи в обход федеральных властей создавали собственные самостоятельные службы безопасности и охраны. В масштабах страны такие процессы не могли не вызывать озабоченности. Руководство Верховного совета в этих вопросах пошло еще дальше, создав независимый Департамент охраны Верховного совета с подчинением непосредственно председателю ВС. Сотрудники департамента носили милицейскую форму, числились в штатах МВД, но фактически были выведены из подчинения Министерства внутренних дел. В Департаменте охраны стало накапливаться значительное количество боевого автоматического оружия. «После августа 1991 года по указанию самого Ельцина там был создан целый арсенал современного вооружения… подвалы Белого дома ломились от оружия».

Одновременно в стране функционировали Главное управление охраны Российской Федерации, служба охраны Президента и множество ведомственных служб безопасности. Это приводило к увеличению финансовых расходов на содержание охранников, дублированию и параллелизму в их работе, необоснованному расширению категории государственных чиновников, которые в обязательном порядке подлежали охране. Многочисленные ведомственные и частные охранные структуры действовали без единых законодательных правил, по своим уставам и практически все были оснащены боевым оружием, что не исключало возможных эксцессов между ними при осуществлении охранных мероприятий. Когда Гайдар как-то проводил региональное совещание в Поволжье, там столкнулись около 18 служб безопасности глав местных автономий и областей.

Министерство безопасности направило Ельцину простое и логичное предложение: обсудить на Совете безопасности эту проблему и образовать единую федеральную службу государственной охраны высших органов власти и управления и высших должностных лиц. По нашему докладу ничего не было сделано. А ведь вопрос стоял настолько серьезно, что его нерешенность привела к тяжелым результатам. Если бы созданный Департамент охраны Верховного совета был подчинен государственным структурам, то кровопролития у Белого дома 3–4 октября можно было избежать. В результате получилось так, что во время событий октября 1993 года, когда необходимо было провести переговоры с депутатами, первый заместитель министра безопасности Степашин по своему министерскому удостоверению с трудом пробивался через кордон озлобленной охраны Верховного совета.

Это является ярким свидетельством того, что даже в таких вопросах проявлялось существовавшее резкое противостояние президентской и парламентской ветвей власти до самого начала кровавых октябрьских дней.

В начале октября происходящее в стране стало напоминать августовские дни ГКЧП: у Белого дома снова появились защитники, те же танки, только теперь с прицельной стрельбой в одну сторону.

Вернемся к встрече на даче Президента: там было решено, что 19 сентября Ельцин выступит перед общественностью и объявит о своих действиях, вытекающих из указа № 1400. Но в кабинетах его администрации распространилось мнение о том, что дату введения в действие указа следует перенести на два дня, чтобы не создавать аналогию с 19-м числом, ведь именно в этот августовский день 1991 года объявлялось о создании в стране ГКЧП. Конечно же, любая задержка во времени приводила к определенной утечке информации, нагнетанию политических слухов и страстей. И здесь исключительно стабилизирующее значение сыграло обращение главы правительства Черномырдина к населению страны, а также проведенное им селекторное совещание с руководителями регионов. Он отмечал, что указ президента № 1400 приостанавливает законодательный произвол, политические провокации, предотвращает паралич в управлении страной и сталкивание ветвей власти к жестокому противостоянию с непредсказуемыми последствиями. Администрациям регионов Черномырдин обещал, что правительство будет занимать твердую линию по восстановлению государственной власти, обеспечению безопасности и правопорядка. Кто будет создавать параллельные структуры власти, тот осознанно толкает общество к гражданской войне. Авторитет главы правительства как сильного политика был высок. Во многом благодаря принципиальной позиции Черномырдина большинство региональных администраций на территории страны оставалось на стороне президентской власти.