Без жалости - Том Клэнси

* * *

— Доброе утро, Иван, — прошептал про себя Келли. Ему даже не потребовалось бинокля. Рост офицера так выделял его среди остальных фигур на плацу — он был выше шести футов, — а его мундир был куда аккуратнее, чем форма северо-вьетнамских солдат. Приложив к глазам бинокль, Келли разглядел лицо русского офицера — бледное, с нездоровым румянцем, прищуренные глаза говорили о сосредоточенности на мыслях о предстоящем рабочем дне. Русский махнул рукой низкорослому солдату, что стоял у входа в офицерское общежитие. Ординарец, подумал Келли. Русский офицер явно любил знаки уважения и связывал их с предоставлением определенных удобств. Судя по крылышкам над карманом на левой стороне груди, это несомненно летчик. И так много боевых наград. Неужели здесь только один русский? — подумал Келли. Только один русский помогает вьетнамцам пытать военнопленных? Как-то странно. Впрочем, это означало, что придется убить только одного лишнего человека, и, несмотря на свой узкий политический кругозор, Келли понимал, что смерть русского офицера может привести к одним неприятностям. Он следил за тем, как русский шел по плацу. И тут навстречу ему появился явно старший вьетнамский офицер, майор. И этот хромает, отметил Келли. Низенький майор приложил руку к фуражке, приветствуя высокого полковника.

* * *

— Доброе утро, товарищ полковник.

— Доброе утро, майор Вин. — Эти маленькие ублюдки даже не научились правильно салютовать. Может быть, он просто не хочет заставить себя относиться с должным уважением к старшему по званию. — Рацион для военнопленных?

— Они будут есть то, что получают, — ответил маленький майор на исковерканном русском языке.

— Послушайте, майор, очень важно, чтобы вы поняли меня, — произнес Гришанов, делая шаг вперед и глядя на вьетнамца сверху вниз. — Мне нужна информация, которой они располагают. Я не смогу получить ее, если они будут слабыми и больными и не смогут говорить со мной.

— Товарищ, у нас не хватает пищи для собственного народа. Вы хотите, чтобы мы тратили продукты питания на убийц? — спокойно ответил вьетнамский офицер. В его голосе звучало одновременно презрение к этому иностранцу, и в то же время казалось, что он разговаривает с ним с уважением, что было немаловажно для его солдат, не понимающих, о чем идет речь. В конце концов, солдаты считали, что русские — их верные союзники.

— У ваших людей нет того, в чем нуждается моя страна, майор. И если моя страна получит то, что ей нужно, то и ваша страна может получить побольше того, в чем она нуждается.

— У меня приказ. Если у вас есть трудности с допросом американцев, могу помочь. — Высокомерный пес. Это можно было не произносить вслух, и майор Вин знал, как уколоть русского в самое чувствительное место.

— Спасибо, майор. В этом нет необходимости. — Гришанов приложил руку к фуражке еще небрежнее майора, этого отвратительного маленького человечка. Чтоб ты сдох, подумал русский, направляясь к тюремному бараку. Его первая встреча сегодня утром была с американским морским летчиком, готовым к тому, чтобы рассказать ему все.

* * *

Да, у них отношения достаточно неформальные, подумал Келли, наблюдая за офицерами с расстояния в несколько сотен ярдов. Похоже, эти двое не очень ладят друг с другом. Теперь его наблюдение за лагерем не было столь напряженным. Больше всего Келли боялся, что охрана лагеря вышлет патрули, чтобы прочесать окружающие джунгли, как поступило бы регулярное подразделение во вражеской стране. Но вьетнамцы находились на своей территории, и охрана лагеря не была подразделением регулярной армии. Его следующее донесение, переданное на «Огден», гласило, что все развивается в ожидаемых пределах, никакой дополнительной опасности.

* * *

Сержант Питер Майер курил. Его отец относился к этому с неодобрением, но примирился с этой слабостью сына, требуя одного — чтобы он не курил в доме. И сейчас они сидели после воскресного ужина на заднем крыльце пасторского дома.

— Значит, это Дорис Браун? — спросил Питер. В свои двадцать шесть лет он был одним из самых молодых сержантов полицейского департамента и, подобно большинству современных полицейских, ветераном войны во Вьетнаме, ему оставалось шесть зачетных часов до получения диплома вечерней школы, и он подумывал о поступлении в академию ФБР. Соседи уже знали о возвращении девушки, исчезнувшей несколько лет назад. — Я помню ее. В прошлом у нее была любопытная репутация.

— Питер, ты ведь знаешь, что я не могу говорить об этом. Пасторская клятва, понимаешь. Я посоветую девушке поговорить с тобой, когда наступит время, но...

— Папа, я знаком с тайной исповеди. Но ты должен понять, что речь идет о двух убийствах. Два человека убиты, да еще торговля наркотиками. — Он бросил окурок сигареты «Салем» в траву. — Это очень серьезное дело, папа.

— Даже хуже, чем ты думаешь, — еле слышно вздохнул отец. — Они не просто убили этих девушек. Их подвергли пыткам, сексуальным извращениям. Все это просто ужасно. Спасшаяся девушка проходит сейчас курс лечения у психиатра. Я знаю, что должен предпринять что-то, но не могу...

— Да, я понимаю, что ты не можешь нарушить закон. Ну хорошо, завтра я позвоню в полицию Балтимора и передам им то, что ты мне рассказал. Вообще-то следовало бы подождать, пока мы не предоставим в их распоряжение что-то конкретное, что-то, что могло бы помочь расследованию этого дела, но ты правильно говоришь — мы должны что-то предпринять. Я позвоню им завтра с самого утра.

— А это не подвергнет девушку опасности? — спросил пастор Майер, ругая себя за то, что в начале разговора употребил слово «девушка», а не «человек».

— Не должно, — ответил подумав Питер. — Если ей удалось скрыться от них — я имею в виду, что они не знают, где она находится, а если бы знали, то уже попытались бы устранить ее.

— Но как могут люди поступать так жестоко? Питер закурил новую сигарету. Его отец был слишком праведным человеком, чтобы понять, какое зло существует в мире. Впрочем, и он сам не до конца понимал это. — Папа, я постоянно сталкиваюсь с подобными случаями, и мне тоже трудно поверить этому. Но главное в том, чтобы арестовать этих мерзавцев.

— Пожалуй, ты прав.

* * *

Резидент КГБ в Ханое имел звание генерал-майора, и его работа заключалась преимущественно в том, чтобы шпионить за так называемыми союзниками. Каковы их истинные цели? Являются их разногласия с Китаем настоящими или притворными? Останутся ли они союзниками России после успешного завершения войны? Позволят ли они. Советскому Союзу пользоваться военной базой, после того как американцы покинут Вьетнам? Действительно ли их идеологические взгляды так тверды, как они пытаются уверить русских? Это были вопросы, на которые, как ему казалось, он имел ответы, но приказы, полученные им из Москвы, и его собственный скептицизм заставляли генерала снова и снова задавать их. У него были агенты в Министерстве иностранных дел Вьетнама и в других правительственных учреждениях. Это были вьетнамцы, их готовность информировать его, союзника по социалистическому лагерю, в случае обнаружения означала для них смерть, хотя во имя сохранения добрых отношений между их странами такая смерть будет представлена как «несчастный случай» или «самоубийство», поскольку ни одна из сторон не хотела формального разрыва. Словесным выражением преданности в социалистических странах придавали еще большее значение, чем в капиталистических, генерал знал это, — ведь создавать символы намного проще, чем преобразовывать действительность.