Без жалости - Том Клэнси

— Капитан Элби, сэр? — В помещение вошел рассыльный и протянул капитану раскрытый блокнот. — Донесение от мистера Кларка, сэр.

Капитан морской пехоты улыбнулся:

— Спасибо, матрос. Вы прочитали его? Рассыльный смущенно покраснел.

— Прошу извинить меня, сэр. Да, прочитал. Все спокойно. — Он на мгновение заколебался, прежде чем выразить собственную мысль:

— Сэр, мои товарищи желают вам удачи. Как следует пните их в зад, сэр.

— А вы знаете, шкипер, — заметил Ирвин, когда рассыльный вышел и закрыл за собой дверь, — я, пожалуй, больше никогда не смогу ударить матроса, даже в кабаке.

Элби прочитал донесение.

— Парни, наш друг находится на наблюдательном пункте. Он сообщает, что в лагере сорок четыре охранника, четыре офицера, один русский полковник. Караульную службу несут как обычно, никаких отклонений от нормы. — Молодой капитан поднял голову. — Ну вот, солдаты. Сегодня вечером мы начинаем.

Один из молодых морских пехотинцев сунул руку в карман и достал оттуда большое резиновое кольцо. Нарисовав на нем шариковой ручкой два глаза, он опустил его на вершину холма, который они назвали «холмом Змеи».

— Этот парень, — проворчал он, повернувшись к своим товарищам, — хладнокровный сукин сын.

— Не забудьте, — громко предостерег всех Ирвин, — и особенно группа огневой поддержки. Как только мы приблизимся к лагерю, он побежит к нам вниз по склону холма. Не вздумайте подстрелить его.

— Не беспокойся, сардж, — заверил его старший в группе огневой поддержки.

— Солдаты, пошли пообедаем. Я хочу, чтобы все вы как следует отдохнули днем. Ешьте выданные вам витамины. Нужно, чтобы вы хорошо видели в темноте. Оружие разобрать, почистить и приготовить к осмотру в семнадцать ноль-ноль, — обратился к морским пехотинцам капитан Элби. — Вы знаете, что за операция нам предстоит. Проявите хладнокровие, и мы добьемся успеха. — Сейчас ему нужно было встретиться еще раз с экипажами вертолетов и окончательно обсудить планы высадки и эвакуации.

— Будет исполнено, сэр, — ответил за всех старший сержант Ирвин.

* * *

— Привет, Робин.

— Привет, Коля, — слабым голосом отозвался Закариас.

— Я все еще стараюсь добиться, чтобы вас лучше кормили.

— Да, это было бы неплохо, — признался американец.

— Вот, попробуй. — Гришанов передал ему кусок черного хлеба, присланного из Москвы женой. От влажного климата на хлебе успела появиться плесень, но русский полковник соскоблил ее ножом. И все равно американец жадно накинулся на еду. Проглотить черствый хлеб помог глоток из фляжки Гришанова.

— Я еще сумею сделать из тебя русского, — неосторожно усмехнулся полковник советских ВВС. — Водка требует в качестве закуски черного хлеба. Мне так хотелось бы показать тебе свою страну. — Гришанов решил в дружеском мужском разговоре незаметно заронить в голову американца семя такой мысли.

— У меня семья, Коля. Если угодно Господу...

— Да, Робин. Если угодно Господу. — Или если угодно Северному Вьетнаму, или если угодно Советскому Союзу. Или еще кому-нибудь. Каким-то образом Гришанов должен спасти и этого американца и остальных. Столько американских офицеров стали теперь его друзьями. Он столько узнал о них, о их семьях, хороших и плохих семейных отношениях, о их детях, их мечтах и надеждах. Эти американцы такие странные, такие откровенные. — Кроме того, если угодно Господу, на случай попытки китайцев подвергнуть Москву ядерному удару, теперь у меня есть план, как остановить их. — Он развернул карту и положил ее на пол. Это был результат всех его бесед с американским коллегой, все, что он узнал, проанализировал и нанес на лист бумаги. Гришанов очень гордился этим, карта давала ясное и наглядное представление о в высшей степени сложном, блестяще разработанном оперативном плане.

Закариас провел по карте пальцем, читая нанесенные на ней пометки на английском языке, казавшиеся такими странными среди русских названий. На его лице появилась одобрительная улыбка. Умный парень этот Коля, так быстро научился многому. То, как он расположил свои истребители-перехватчики, как он оттянул их назад, патрулируя воздушное пространство позади горных хребтов, наглядно свидетельствует, что он постиг всю глубину оборонной концепции. А эти ловушки из ракетных зенитных батарей. Коля мыслил теперь не просто как летчик-истребитель, нет, он поставил себя на место пилота, ведущего стратегический бомбардировщик. Это — первый шаг в понимании того, как все произойдет. Если каждый русский командир ПВО начнет понимать, как осуществить это, американской стратегический авиации придется нелегко...

Боже мой.

Руки Робина перестали двигаться.

Полковник Гришанов имел в виду совсем не китайские бомбардировщики.

Закариас поднял голову, и пришедшая мысль отразилась на его лице еще до того, как он нашел в себе силы заговорить:

— Сколько бомбардировщиков «Бэджер» у китайцев?

— Сейчас? Двадцать пять. Они стараются увеличить их число.

— Но теперь ты в состоянии перенести все, что тебе известно, и на другие направления.

— Да, нам придется сделать это, по мере того как они увеличивают свою бомбардировочную авиацию, Робин, я ведь говорил тебе об этом, — быстро и спокойно ответил Гришанов, но было уже поздно, увидел он.

— Я рассказал тебе все, что мне было известно... — растерянно произнес американский полковник, глядя на карту. Затем его глаза закрылись и плечи задрожали. Гришанов обнял его, чтобы разделить боль, охватившую друга.

— Робин, ты научил меня, как защитить детей моей страны. Я не лгал тебе. Мой отец действительно ушел из университета, чтобы воевать против немцев. Мне действительно пришлось эвакуироваться из Москвы, когда я был еще ребенком. У меня действительно погибли друзья той суровой зимой, замерзли в снегу — маленькие девочки и мальчики. Все это действительно случилось. Я видел это собственными глазами.

— А вот я предал свою страну, — прошептал Робин. Озарение охватило его со скоростью и силой падающей авиабомбы. Как он мог вести себя так глупо, проявить такую слепоту? Робин откинулся назад, почувствовал внезапную боль в груди, в это мгновение ему хотелось, чтобы у него произошел сердечный приступ. Впервые в жизни он мечтал о смерти. Но это не было сердечным приступом. Просто сжался желудок, страдающий от повышенной кислотности. Этого следовало ожидать — кислота разъедала ему желудок, подобно тому как сознание разъедало оборонительные рубежи его души. Он предал свою страну и предал своего Бога. Его проклянут.

— Друг мой...

— Ты воспользовался моей слабостью! — прошипел Закариас, пытаясь отстраниться от русского.

— Робин, выслушай меня. — Гришанов не отпускал его. — Я люблю свою страну точно так же, как ты любишь свою. Я дал клятву защищать ее. Я не лгал тебе относительно этого, и теперь наступило время, когда ты должен узнать и о другом. — Американский полковник должен понять его. Он должен убедить Закариаса, подобно тому как сам Закариас во многом убедил его самого.