Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

силах армии – Корниловский Ударный полк и Юнкерский батальон, обозы и Партизанский полк – в арьергарде. Верстах в трех от селения дорогу армии пересекал невысокий гребень, перед самым селением протекала река с дорожным мостом через нее и в версте вправо с плотиной против кирпичных печей; по берегам реки росли кусты и камыш, а само село стояло на бугре за рекой.

Появление Офицерского полка на гребне вызвало артиллерийский огонь противника по колонне; сначала редко, но потом все чаще рвались шрапнели-журавли смехотворно высоко в небе. По приказу генерала Корнилова Офицерский полк пошел прямо на мост и правее его Корниловский Ударный с Юнкерским батальоном на гать с кирпичными печами правее дороги. Партизанский полк шел левее Офицерского, составляя резерв армии. 1-й офицерский батальон Корниловского Ударного полка развернулся центром на гать, шли спокойно по совершенно ровному полю озимой зелени. Красные стреляли редко, пулеметного огня не было. С приближением к гати и кирпичным печам с их громадными складами закрадывалось предположение, что «товарищи» подпустят нас к самой реке и перестреляют, как куропаток. Цепи заметно прибавляют шаг, купаться никому не хочется, а потому все берут направление к гати, ближайшие цепи сгущаются. 8-я офицерская рота уже бежит на переправу, наши пулеметы открывают огонь по окопам противника и помогают нам без задержки перескочить на ту сторону реки и занять кирпичные печи. Противник, не оказывая сопротивления, убегал к церкви. Корниловцы заняли западную часть села и вышли на южную. Пленных не брали, но патронов и винтовок собрали много. Жителей почти не было, только около изб безучастно бродили военнопленные австрийцы. Бой закончился быстро, стремительной лобовой атакой Офицерского полка с обходным движением корниловцев и юнкеров. Противник был просто раздавлен, оставив Офицерскому полку батарею с офицерами в погонах. Генерал Корнилов от начала наступления и до взятия гати находился со своим полком.

Здесь я считаю своим долгом дать объяснение выражению: «Здесь впервые в бою под Лежанкой были взяты пленные».

К великому сожалению, на самом деле так это и было в самом начале Гражданской войны. Истоки этого озверения имеют свое начало с пресловутой «февральской бескровной революции», прославившей себя зверствами матросов Балтийского флота, а потом и Черноморского, перешедших потом и на весь фронт Великой войны. С момента прихода к власти Ленина эта каинова мясорубка приняла грандиозные размеры, особенно со стороны опять-таки матросов, наемных палачей латышских и эстонских дивизий, знаменитого по своей жестокости организатора ленинской Чека – польского дворянина Дзержинского и персональных виртуозов по жестокости – китайцев, снимавших перчатки с кистей рук после опускания их в кипяток, венгров, под водительством известного палача Белы Куна, Саенко – украинского чекиста и других, имя же им легион. Имел удовольствие тогда и я попасть в лапы этих изуверов в уже описанный мною переезд на Дон. От их же рук погибла не одна сотня пробиравшихся туда корниловцев и добровольцев. Конечно, эти зверства вызвали отпор с нашей стороны, русских патриотов, но без изысканных художеств первоклассных палачей «бескровной февральской» и непревзойденного палача и агента Германии Ленина. Когда мне говорят о «бескровной нашей революции», я всегда отвечаю – пусть эти господа спросят, сколько я видел пролитой крови во славу ее, хотя бы при подавлении первого восстания большевиков в Петрограде. С приходом на Русскую землю царства интернационала Ленина, которого в наши дни ученые мужи собираются провозгласить «величайшим гуманистом нашего века», эта карающая мера приняла широкий размах, где по желанию Ленина истреблялись люди не по персональной их верности России, но по принадлежности к сословию, которое было намечено к уничтожению. Помимо лично виденных мною зверств в Кронштадте, Петрограде и на станции Зверево, где я по милости судьбы был спасен, мне пришлось видеть эту дьявольскую жестокость, когда я находился в рядах партизанского офицерского отряда полковника Симановского, под станцией Хопры и в селе Батайске, около Ростова, где нашим раненым, захваченным большевиками, отрезали уши, языки и т. п. и в таком виде оставили их нам. Мы тогда просились в карательный набег, но нас не пустили, по-видимому, уже начался наш отход из Ростова.

Латыши с первых дней революции были главной опорой Ленина. Это они ликвидировали очаги нашего сопротивления на всех фронтах и, начиная с первых дней своих подвигов, прославили себя жестокостью и грабежами. Их появление наши разведчики определяли по разграбленным церквям и разрытым могилам. Такова по жестокости была и дивизия Сиверса, которая тогда действовала под станцией Хопры в направлении на Ростов. Озверели и мы в те проклятые времена гражданской войны и потому действительно в половине 1-го Кубанского похода, от Ростова до Екатеринодара, в плен не брали. Это на деле выражалось в том только, что мы проходили, не пристреливая, мимо тех, кто просто лежал, быть может симулируя, но в бегущих от нас велась стрельба. За этот же отрезок времени наши раненые, попадавшие к большевикам, все бывали перебиты, а труп генерала Корнилова после издевательств сожгли и выстрелили из пушки. В дальнейшем в Добровольческой армии расстреливали большевиков из карательных отрядов, партизан и прославивших себя жестокостями в отношении наших пленных. Таковыми были тогда нравы гражданской войны.

23 февраля – начало похода на Кубань. Стояла чудная теплая погода, дорога подсохла, колонны шли бодро и образцово. 12 верст прошли незаметно, и армия расположилась в станице Плосской. Никто из жителей станицы не бежал от нас, казаки встретили нас приветливо и радушно: страха перед пришедшей армией они не испытывали, кормили нас хорошо, и многие отказывались от платы за стол. Село Лежанка и станица Плосская на расстоянии только 12 верст друг от друга, но уже две разные психологии: крестьянская и казачья. Генералы Корнилов и Алексеев собирали сходы и призывали казаков помочь нам. Старики нам сочувствовали, но записывалось мало. Один степенный казак все жаловался на то, что генерал Корнилов не объявляет мобилизации: «Кто своей охотой пойдет с вами, у того большевики начисто разорят все хозяйство. А коли мобилизуете, родственники говорить будут – Корнилов забрал казаков силой, ну, смотришь, их хозяйство и не тронут».

24 февраля армия вошла в станицу Незамаевскую. Удачный бой под Лежанкой сильно поднял дух и укрепил веру в успех. Погода стояла хорошая, кормили тоже хорошо, к походам привыкли, а потому теперь не задерживались и ежедневно шли к намеченной цели – в Екатеринодар. Здесь старики проявили к нам особое уважение и дали пешую и конную сотни.

25 февраля, на походе, арьергарду – чехословацкому батальону – пришлось отбить атаку красной кавалерии, нанеся ей большие потери. За