Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

поджигали шедшие в авангарде казаки-партизаны, мстя иногородним за их совместные выступления с большевиками.

Хутора вспыхивали мгновенно, занимались сараи, скотные дворы, стога. Над клубами дыма и огня трепыхали розовыми крыльями голубиные стаи, надрывно мычали коровы, метались испуганные овцы, по полям от дороги колыхались черные тени людей, верховых, повозок. Эти тени то укорачивались, то разрастались до гигантских размеров.

На другой день с утра Корниловский полк в авангарде продолжал двигаться на юг. У Филипповских хуторов, центра большевизма и военной организации всего района, завязался упорный бой. Искусно маневрируя и несколько раз меняя направление полка, Неженцев разбил большевиков и занял Филипповскую станицу. Вместе с большевиками из нее бежали все жители. Отсюда Корнилов круто повернул свою армию на запад. Надо было переходить реку Белую и сбить за рекой засевших на буграх большевиков. Повел наступление 2-й батальон Корниловского полка под сильнейшим пулеметным и артиллерийским огнем. На помощь 2-му батальону пришлось бросить весь Корниловский полк. Когда красные были сбиты с бугров и вся армия подтянулась сюда, она оказалась окруженной подоспевшими красными отрядами. Неприятельские снаряды и пули полетели со всех четырех направлений. Надо было пробиваться – во что бы то ни стало, но к красным подходили все новые и новые силы. Бой затягивался. Красные стали теснить добровольцев. Корнилов бросил в цепи свои последние резервы – охранную роту из инвалидов и музыкантскую команду. Большевики продолжали яростно наступать. Казалось, наступил предел человеческим силам и воинской доблести. Положение создавалось отчаянное. Раненые в обозе уже приготовили револьверы. И вот тут произошел у сражавшихся тот психологический перелом, который сразу решает участь боя: откуда-то из горных аулов появился небольшой разъезд, высланный генералом Покровским на рекогносцировку. Как только добровольцы узнали, что это разъезд от Кубанской армии, сразу по всем цепям покатились крики: «Соединились с Покровским! Ура Кубанской армии!» Эта весть настолько воодушевила добровольцев и настолько победоносно звучало их «Ура!», что красные опешили, смутились и вдруг стали отступать по всем линиям. Отступление превратилось в панику. Дороги перед добровольцами были свободны.

За этот бой корниловцы потеряли до двухсот человек. Из командного состава были убиты командир 2-го батальона полковник Мухин и командир 6-й роты штабс-капитан Петров. Обоз с ранеными увеличился втрое.

Добровольцы двинулись в предгорья Кавказа. Быстрыми маршами проходили через черкесские аулы. Аулы были пусты. Большевики вырезали почти всех черкесов, оставшиеся в живых убежали в горы. В мертвых аулах не было никакого продовольствия, никакой живности. Армия голодала. В большом ауле Шенджий, наименее пострадавшем от большевиков, добровольцы стали на двухдневный отдых. Мулла призывал к мщению. Черкесы на своих поджарых конях с зеленым знаменем пророка присоединялись к добровольцам. В этом же ауле состоялась встреча Корнилова с Покровским. Было намечено предварительное соглашение о совместных действиях. Обе армии должны были соединиться в станице Ново-Дмитриевской.

Утром 15 марта добровольцы, отправив свои обозы в станицу Калужскую, место стоянки Кубанской армии, сами пошли на станицу Ново-Дмитриевскую. Лил, не переставая, дождь. Все дороги быстро развезло. К вечеру подул холодный ветер, и в лицо стала бить колючая крупа. Потом повалил снег и разыгралась вьюга. Намело сугробы, под ними вода выше колен. Промокшая насквозь одежда замерзла так, что полы шинелей отламывались, как стеклянные. Винтовки, пулеметы покрылись ледяной коркой. Боевой обоз еле двигался, лошади круто водили боками, скользили, падали. В темноте подошли к Ново-Дмитриевской, дорогу преграждала разбушевавшаяся горная речка. Разведка донесла, что станицу занимают крупные силы большевиков. В такую ночь оставить закоченевшую армию под открытым небом было немыслимо, и Корнилов приказал взять станицу. Стали искать брод. Пока его нащупывали, по всему берегу развели костры. Большевики всполошились и стали бить из орудий по кострам и переправам. Одна граната разметала весь костер и перебила человек двадцать, но таков был холод, и люди так промерзли, что, несмотря на обстрел, никто не отходил от костров.

Офицерский полк стал переправляться через речку верхом и на крупах. Неженцев скомандовал: «Братцы, вперед!» – и бросился в воду. За ним корниловцы. Вода была по грудь, течение сбивало с ног. Обледенелые чудища вскарабкались на откос и ударили в штыки. Большевики, никак не ожидавшие штурма в такую пургу, бежали. Огромную их часть переловили по хатам.

– В хатах, – рассказывал один ударник, – мы припадали к плите как к груди родной матери, а зубы наши так и тритерили (лязгали).

От генерала Покровского было получено донесение, что его войска выступили из Калужской, но из-за непогоды вернулись обратно.

После этого «ледяного похода» добровольцы два дня сушились и отогревались. Откапывали замерзших в снегу, перевозили брошенные у переправы повозки. Подтянулся и весь обоз из Калужской. Красные пытались наступать на Ново-Дмитриевскую, но были быстро отогнаны.

За эти дни состоялось окончательное соглашение между Корниловым и Покровским. Кубанская армия вошла в полное подчинение добровольческому командованию. Все войска были сведены в две бригады. Корниловский полк вместе с Партизанским вошел в состав 2-й бригады под командой генерала Богаевского. В самый Корниловский полк были влиты юнкера Константиновского училища, составившие 3-ю роту. Затем опять началась страдная пора. Сначала корниловцам было приказано очистить от большевиков станицу Ново-Григорьевскую, находившуюся в тылу Ново-Дмитриевской.

С наступлением темноты корниловцы подошли вплотную к Ново-Григорьевской. Несмотря на сильнейший пулеметный и ружейный огонь, корниловцы по колено в грязи неуклонно продвигались вперед и в конце концов заняли станицу. Полк опять понес большие потери: был убит командир 6-й роты штабс-капитан Томашевский, и особенно сильно пострадала юнкерская рота.

23 марта началась подготовка операции по овладению обетованным городом Екатеринодаром. Корниловский полк перешел в станицу Смоленскую, только что взятую с боем Партизанским полком, а оттуда двинулся на станцию Георгие-Афипскую. Правее корниловцев шел Офицерский полк, левее – Конно-Партизанский полк полковника Глазенапа. Корниловцы были встречены артиллерийским огнем. Развернувшись в боевой порядок, они стали теснить перед собой противника. В это время совершенно неожиданно во фланг полка ударила пехота противника, ликвидировать которую был пущен Партизанский полк. Корниловцы продолжали продвигаться вперед и подошли к самой станции, но здесь их встретил крупный отряд и бронепоезд. Полковник Индейкин быстро выдвинул пулеметы во фланг противнику и открыл такой сильный огонь, что красные дрогнули. Перед своим отступлением они взорвали поезд со снарядами. Корниловцы ворвались на станцию и первым делом бросились спасать столь драгоценные снаряды и патроны. К вечеру задача, поставленная Корниловым своим войскам, была выполнена. Станция и станица Георгие-Афипская были взяты.

– В этом бою, – говорил командир Партизанского полка генерал Казанович, – всем успехом мы были обязаны Митрофану Осиповичу Неженцеву и его полку.

Заняв Георгие-Афипскую, Добровольческая армия очутилась на