Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

Ведь разве сегодня ее тело тоскует по воздушным перинам и изысканной пище? Отнюдь – оно жаждет оказаться в объятиях возлюбленного, как и прежде… Неужто ее сердце стонет по уюту и роскошным комнатам? Все, чего оно страстно желает, – это снова насладиться любовным упоением от другого сердца, прикасающегося к нему. А ее душа? Разве ощутила бы она сейчас себя богатой, отдавая горделивые распоряжения прислуге? Нет! Она смогла бы вспорхнуть лишь от нежного шепота, сердечной беседы, проникновенного кареглазого взгляда… Как быстро нас заставляет жизнь менять собственные привычные стереотипы!

Решив помочь Анджеле в домашней работе, Каролина вышла в коридор и заметила, что в тамбуре на стоящем здесь швейном столике та разложила материалы для очевидных намерений заняться шитьем.

– Анджела, что вы шьете? – заинтересованно спросила Каролина, разглядывая разложенные на столике материалы.

– В основном, портьеры на окна, – ответила та. – А также дорожную и повседневную одежду.

– Вы ее продаете?

– Да, возим на рынок. Когда в Виченцо, когда в Верону.

– Кто у вас покупает изделия? – Анджеле стало ясно, что Каролина интересуется с какой-то целью.

– Чаще всего, бедные дворяне. Реже – купцы. Порой изделия поставляю синьоре Серра на виллу близ реки Брента, которая заказывает униформу для прислуги. Я шью из недорогих тканей, поэтому и покупатели у меня соответствующие.

Каролина взяла в руки начатое платье, рассматривая швы и выкройки.

– Да, но у вас довольно неплохо получается, – задумчиво сказала она. – А вы не пробовали взяться за одежды для синьор? Например, нарядные и прогулочные платья…

Анджела присела за столик и с безнадежностью покачала головой.

– Нет, Каролина, такие платья дорого мне обойдутся. Нужны дорогие ткани… Да и в моде я мало что понимаю…

– Но зато понимаю я, – воодушевленная блестящей идеей, торжествовала Каролина. – Значит так, имеется у меня одно платье, которое я шила в Венеции для одного торжества. Авторство модели принадлежит мне, моя дорогая. А стало быть, мы сможем его сдублировать и предложить местной знати. Если они оценят, тогда можно будет заняться пошивом нарядов на заказ.

– Это прекрасная идея, – с грустью ответила Анджела. – Но, Каролина, у меня нет денег на дорогие ткани!

– Зато они имеются у меня, – словно по секрету поведала Каролина. – Вот так и я займусь делом, иначе я скоро скисну, подкармливая вашу птицу.

Анджела тихо рассмеялась.

– Моя милая Анджела, не обижайтесь, но у вас царит скучноватая для меня атмосфера, поскольку домашнюю работу вы мне не доверяете по понятным мне причинам. А книг у вас нет. Да и в зиму выбор занятий в ваших краях не особенно шикарен, признаться честно. Занятие швейным делом с серьезностью и энтузиазмом принесет нам с вами огромный воз плодов. Для начала поднимем немного ваш статус – все же не так давно вы относились к числу зажиточных крестьян. Мне понятно, что к бедности вас привели непомерные налоги и прочие трудности, но все же они не означают, что вы обязаны продолжать соответствовать этому уровню. Затем поможем дамам, желающим расстаться со старой модой, совместить в своем туалете элементы прошлого и будущего – это у меня неплохо получается. И, разумеется, я буду безмерно рада, если смогу помочь вам заработать больше, чем вы получаете сейчас. Дело наше беспроигрышное, можете мне поверить! Все, что нам необходимо, – это съездить на рынок в город, что и сделаете вы с Энрике по возможности. Вы оба занимаетесь ремеслом, Анджела, а стало быть, и сможете выбраться из бедности!

Наполненная зеваками Пьяцетта кипела гулом и разгневанными возгласами из толпы. На эшафоте готовили три петли для казни убийц. Такое зрелище без внимания венецианцы не оставляли, и народ скандировал в ожидании, когда, наконец, виновники покажутся на «сцене», дабы получить справедливое наказание за свои деяния.

Слух о покушении на жизнь Адриано Фоскарини распространился по городу с неимоверной силой. Для многих простолюдинов это имя являлось далеко не безызвестным: бывший сенатор Венеции нередко принимал участие в общественной жизни горожан, особенно, многим беднякам запомнилась благотворительная акция, под которой он бесплатно снабжал нуждающихся медикаментами.

Сам Адриано недвижимо стоял в стороне, в ожидании уперев свой взгляд на эшафот. И лишь через час после прибытия на площадь его взору открылась долгожданная картина: сквозь небольшую толпу разгневанного люда толкались стражники, ведя между собой плененных женщину и двух мужчин. Первой площадь пересекала Урсула, устремившая свой взор в небеса и о чем-то непрестанно шептавшая, а также сгорбившаяся в попытках спасти себя от плевков разгневанного люда. Адриано предполагал, что она читала покаянную молитву.

Лицо Хуана лишь свирепо оглядывало толпу. Временами его сильные руки пытались сорвать с себя цепи, что выглядело скорее смешно, чем жалостливо: словно дикий зверь, он пытался вырваться из оков, что, разумеется, являлось невозможным.

А третий… Адриано жаждал видеть на месте третьего человека, источника его беды, однако обвинения куртизанки в отношении Паоло Дольони доказаны не были: Маргарита принимала дары не только от него. Поэтому третий убийца, шагающий к эшафоту, совершенно не касался дела Адриано Фоскарини – он был причастен к другим грязным делам.

– Смерть изменщикам! – скандировала толпа.

Попытка убить сенатора Венеции выглядела как посягательство на представителя республиканской власти, что, по сути, смело принималось за измену. Адриано было безразлично, как это будет объяснено юридически. Для него важным являлось само действо наказания.

В том, что виновники выставлены на казнь в качестве изменщиков – дело рук Джанни Санторо, в свое время пообещавшего Адриано, что сделает все возможное для устранения его врагов. Взамен Фоскарини обещал не отчуждаться от общественной деятельности республики, а также принимать косвенное участие в политике.

– Интересно, синьор, каково это наблюдать за казнью своих врагов? – спросил сенатор Чезаре Мартелли, незаметно подошедший из-за спины к Адриано. – Должно быть, вашим глазам это зрелище в усладу?

– Поверьте мне, сенатор Мартелли, я ожидал большего удовольствия, чем испытываю сейчас, – как-то отрешенно ответил Адриано.

– Меня всегда удивлял тот факт, что вы, синьор Фоскарини, сторонитесь тесной дружбы, которая зачастую бывает между синьорами, – произнес Чезаре. – Но теперь я вижу, что над вашим родом коршуны все так же продолжают кружить, намереваясь уничтожить, как и после кончины вашего отца.

– Так и есть, – сухо ответил Адриано. – Причем многих из них я подпустил к своему дому сам.

– Позвольте полюбопытствовать, не чувствовали ли вы себя могущественней, когда были сенатором?

В ответ на это Адриано криво усмехнулся.

– Могущественней? О нет, сенатор Мартелли. Обремененней – да! Должность тянет за собой слишком много ответственности.