Тайный год - Михаил Гиголашвили

Начали с Принса. Он знал нидерландский, ляхский, италийский, немного понимал аглицкий.

Языки Досифея были латынь и греческий, там вся премудрость собрана, а про древнеиудейский и говорить нечего – Ветхий Завет им писан, пророки говорили!

– Я ещё коптский язык, ныне мёртвый, разбираю, – добавил Досифей.

Недоверчиво переспросил:

– Коптский? Это какой же? А, Спаситель говорил?.. Аха-ха, знаю, помню, да, коптский!.. И кто скажет, что язык, на коем говорил Спаситель, мёртв?.. Кто осмелится сказать такое богохульство? Это суть самый живой язык – был, есть и будет во веки веков! – перекрестился (за ним – все остальные, даже Саид-хан); решил пошутить: – Как язык может умереть?.. От удушья, что ли?.. Или вырвет кто с корнем?.. Закоптит?..

Перешли к Буге. Тот знал всякие османские наречия, что уже не раз было явлено при толмачестве. Ему было дано такое наставление:

– Особо на крымский говор налегай – чует моё сердце, скоро нужен будет… Да и монгольский не помешает… хоть и ушли монголы в степи – а вдруг вернутся?..

– А я знай мал-мала монгол-язык! – вдруг влез Саид-хан, пояснив, что у них на Алтае много монголов – от золотоордынских орд отстали, осели. Саид-хан ещё понимал бурятский говор, мог даже объясняться на фарси – его бабка-персиянка научила кое-чему.

Был доволен: пальцев двух рук не хватало – столько языков насчитано! Ежели каждому языку по дюжине учеников выучить, то это сколько же толмачей – своих, родных, верных, не чужих – прибавится! Иные потом дальше выбиться смогут, науками заняться, в послы пойти, да мало ли полезного для державы делать?

Прозревал, что обязательно когда-нибудь, когда закончатся эти войны и бойни, Русь станет крепкой и сильной, соединит народы и будет править ими как того Бог захочет. Но сколько ещё до этого идти! И дойдём ли, не сломаемся? Чем больше держава – тем больше охотников куски отымать. А здесь не огрызнулся, там дал кусок отъять, тут не приструнил, не осадил, проглядел, проморгал, не наказал – глядишь, а враг уже по сгорелой Москве похаживает, издёвку не прячет, ножи тебе присылает – зарежься, мол, московский царь, голодранец без града и престола!

Огляделся. Все молча ждали.

– А школой управлять будет немец Хайнрих Штаден! Он в счёте честен, видом внушителен, порядок блюдёт и рейнские наречия знает…

Принс осмелился спросить:

– А ты сам, государь, какие языки разумеешь? Сам не будешь ли детей учить?

– Тебе это зачем?.. Для твоих записок?.. – подозрительно уставился Принсу в переносицу, но всё же сказал не без гордости, что ему известны швабский, татарский и сербский: немецким шпрехам пастор в Воробьёве учил, татарский бубнёж от татарчат по балчугам сам перенял, а из баки Аки немного сербского выудил. – Моя бабушка, княгиня Анна, была родня Владу Дракулу Кололюбу! – заключил так же горделиво, слыша удивлённые возгласы: «О! А! Князь Дракул!» – Так-то! Мне все языки ведомы! С каждым нить найду! С детьми я лепечу по-детски, и сам дитя. С боярами – по-боярски, знаю их уловки! С иноземцами – на той чуже, что им так люба. С воеводами – на приказных палках и подпорах! А с собаками по-собачьи лаюсь и грызусь! – Последнее вызвало тревожные перегляды и немые догады, о каких собаках идёт речь.

Решил, что сказано достаточно:

– Отправляйтесь в гостевые покои, мозгуйте, а завтра, в Михайлов день, прошу на обед!

И вяло махнул рукой – разговор окончен.

Первым исчез Принс, за ним с поклоном удалился Досифей.

Саид-хан замешкался, натягивая мягкие сапоги, а Буга тихо сказал:

– Государь, письмо для тебя.

– Письмо? Сюда! – Саид-хан, стоя на одной ноге у двери, поспешно полез за пазуху за неказистой бумажкой, хитро обвязанной тесьмой.

Сорвал нитки, прочёл кривые, с ошибками, строчки (буквы прыгали и падали): «Твоя башибузука седит в пешер окол ужиной озира севский езд орловски волост, у село чорни гарадок». Без подписи.

Не понял – какой башибузука? Где сидит? Чорни гарадок? Кем писано?

Саид-хан и Буга сами знали мало – ночью на подворье к Буге приехал крымский посол Ахмет-хан с просьбой срочно доставить этот клочок бумаги царю.

– А откуда Ахмет-хан узнал, что мы едем к тебе, неведомо.

«Так это же Ахмет-хан о Кудеяре пишет!.. Кудеяр там таится!.. Вот как камень душу будоражит – сразу выяснил, где разбойника искать!.. А коряво написал, чтоб чужому глазу непонятно было…»

Ещё раз, уже с радостью, перечитал, понял: искать Кудеяра надо в пещерах возле Ужиного озера, в Севском уезде Орловской волости, около села Чёрный Городок! Сколько туда ходу и скоку? Далеко не будет, вёрст сотни три, не больше… Молодец старый харамзада Ахметка!..

Покопался в кошеле, кинул Саид-хану мелкий золотой:

– И больше дам! Награжу, если верен будешь!

– Буду, касутар! – Саид-хан стал ловить руку для поцелуя, но он, осведомившись, не передавал ли чего Ахмет-хан на словах, спросил у Саид-хана (чтобы на всякий случай всем показать, что письмо – так, ерунда без важности):

– А такое зелье, как хашиш, тебе известно? Мне Ахмет-хан подарил недавно.

– Как нет? Хашиш Алтай миного-миноги есть… Фелики конопель дереф! – Саид-хан расставил руки, поднял их надо головой. – Фот такофой!

– А каков он, этот богоросленный конопель? Его пить надо? Как сивогар?

– Не, дуругой сафсем… Сивогар – дикы, всё убифай, а хашиш – тихи-тихи, спакой давай… Такой чиллум[210] нада… Дымь… – Саид-хан принялся руками выводить круги.

– Следующий раз вместе с ханкой привезёшь мне этот чиллум! – приказал и отпустил татар, а сам, сжимая и перечитывая письмо, стал прикидывать, кого послать на ловлю Кудеяра. И выходило, что надёжнее всего поручить это немцу Штадену и его наёмникам. У Штадена сотня кнехтов оповещена и вмиг может сойтись для любого дела…

Не вставая с кресла, приказал привести Шлосера, велел ему по голубиной почте выслать в Москву срочную весть.

Нацарапал по-немецки: “Mein treuer Heinrich, komm schnellst-möglich mit allen deinen Soldaten nach Sloboda. Zar Iwan”[211]. Свернул, скрепил тесьмой, надписал: “An Heinrich Staden in Naliwki”[212] и отдал Шлосеру.

Немец с поклоном уковылял, бережно неся письмо в полусогнутой руке.

Затёк в кресле, ворочая глазами по пустой башенке и обдумывая, как без шума схватить Кудеяра. Сколько надо наёмников? У Штадена сотня. Но этого мало. Ведь сколько в Кудеяровой разбойной артели головорезов – неизвестно… Надо ещё людей набрать… И не стрельцов, нет, а наёмников… Да вот хотя бы из тех кочевых татар, что стоят лагерем под Одоевом!.. Им всё едино, кого рубить или пленить, – завтра всё равно уберутся восвояси на своих кибитках, голь перекатная!..