Жестокий век - Исай Калашников

Бежать дальше было опасно. Следуя по пятам, враги потеснят его войско, захватят табуны, людей, уныние вселится в сердце воинов, и тогда уж нельзя будет и помыслить о сражении. Что ж, боишься – не делай, делаешь – не бойся…

Он занял пологие предгорья. Внизу, слева и справа степь пересекали гребни песчаных наносов. Обойти его сбоку будет трудно…

Поздно вечером пришел со своими воинами Джэлмэ. Кэрэиты двигались за ним следом. Джэлмэ удалось захватить пленного. От него узнали: с войском идет сам Ван-хан. И все беглые нойоны там, и Джамуха.

К предгорьям кэрэиты подтянулись утром. Сразу же начали строиться для битвы. Впереди поставили воинов беглых нойонов, за ними в полусотне шагов построились джаджираты Джамухи, дальше – кэрэиты. Всю равнину, от одного до другого песчаного наноса, заполнили ряды воинов. За их спиной цветком на зелени травы голубел шатер Ван-хана с тремя боевыми тугами на высоких древках.

Хасар в золоченых доспехах, в шелковой, цвета пламени накидке подъехал к Тэмуджину.

– Смотри, брат, они построились для обороны. Боятся!

Тэмуджин и сам видел: вражеский строй не для нападения, и тоже подумал, что они его побаиваются, но не позволил разыграться горделивости.

Может быть, хан-отец, если уж он пришел сам, не доведет дело до драки, может быть, сейчас, подняв шапку на копье, примчится его посланец для переговоров…

– Брат, дозволь мне повести передовые сотни! – Ноздри Хасара раздувались, руки дергали поводья, и каурый жеребец крутил головой.

«Хвастун! Красуется!» Тэмуджин холодно взглянул на него.

– Я отрешил тебя от всех дел. И ты пока не заслужил моего прощения.

Наказал его за то, что он вдруг потребовал казни для Джэлмэ.

Разобравшись, в чем дело, едва не отхлестал резвого братца плетью.

Хасар умчался.

Солнце едва приподнялось над Мау-Ундурскими горами, как сразу стало жарко. За спиной Тэмуджина фыркали лошади, над головой жужжали оводы, соловый конь под ним не стоял на месте, переступал с ноги на ногу, бил хвостом по бокам. Никакого посланца от Ван-хана не было. И не будет. Если бы хотел мира, не пришел бы сюда.

Он повернул коня. Ветками ильмов нойоны отбивались от злых оводов.

Воины стояли за увалом, он видел только шлемы и копья.

– Нойоны, смотрите, против каждого из моих воинов – трое. Битва будет тяжелой. Готовы ли вы к ней?

Побросав ветки, нойоны дружно ответили: «Готовы!»

– Ну что же, тогда давайте вознесем молитву творцу всего сущего вечному небу – и понемногу начнем шевелить недругов.

Тэмуджин спешился, стал на колени, закрыл глаза. Он жаждал почти невозможного, недостижимого – победы, посрамления своих бывших друзей, своих родичей, и страстные слова молитвы теснились в голове, схлестывались, путались, теряли смысл. Это была молитва не ума, а страждущей души, для которой слова и не нужны. Сел в седло, чуть расслабленный, как после короткого сна, вгляделся в ряды врагов. Они стояли неподвижно, горячий воздух струился над ними, прохладной голубизной выделялся ханский шатер.

– Хулдар!

Нойон подскакал к нему, осадил лошадь, привстав на стременах. Широкое лицо как жиром смазано – блестит, короткая шея открыта, по ней пот бежит струйками, шлем сдвинут на затылок, по спине колотит сетка из железных колец.

– Ты почему без куяка?

– Жарко, хан Тэмуджин. К тому же я толстый, меня проткнуть трудно. Это моему другу куяк нужен, и он его никогда не снимает. Так, Джарчи?

– Так, Хулдар. – Крючконосый Джарчи остановился рядом с Хулдаром.

– Мы сейчас ударим на кэрэитов. Ты, Хулдар, со своими воинами не оглядываясь, не останавливаясь, как нож в сыр, врезайся в ряды врагов и пробивайся к шатру. Понятно?

– Понятно, хан Тэмуджин. Но мы всегда и везде – вместе с Джарчи. Джарчи, разве мы можем сражаться, не видя лица друг друга?

– Хулдар говорит правду, хан Тэмуджин.

– Ну, идите оба. Я очень надеюсь на вас.

– Хан Тэмуджин, – Хулдар поправил шлем, – мы срубим туги кэрэитов у голубого шатра и подымем твои.

– Ну, багатуры, урагша!

Без барабанного боя, без криков и визга воины потекли вниз. Они перекатывались через увал и сотня за сотней мчались мимо Тэмуджина.

Горячая пыль из-под копыт обдавала его лицо, застилала глаза. Он отскакал в сторону, торопливо вытерся рукавом халата. Узкий строй его воинов, похожий на копье, стремительно приближался к рядам кэрэитов. Он не различал, но угадывал: в самом острие «копья» Хулдар и Джарчи. Передние ряды врагов – воины его родичей – пришли в движение. Острие «копья» ударило в середину строя, туго вошло в него. Пробьет или нет? Расколют или увязнут? Кажется, раскололи… Да, развалили строй надвое и уже добрались до воинов Джамухи. Пропороли и этот строй. Молодцы! Какие молодцы!

Вслед за Хулдаром и Джарчи в разрыв втягивались новые воины, «копье» утолщалось, превращалось в острый клин. Воины беглых нойонов дрались вяло, их отжимали к песчаным наносам. Кони, увязая в раскаленном песке, вздыбливались, падали. Бросая коней, оружие и доспехи, воины бежали под защиту кэрэитов. Так вам, предатели.

А Хулдар и Джарчи упрямо продвигались к шатру. Там кипел человеческий водоворот, своих от чужих невозможно было отличить, но он видел черный боевой туг, приготовленный Хулдаром, чтобы поставить возле ханского шатра.

Качаясь, туг плыл высоко над головами сражающихся. Плыл все медленнее, временами совсем останавливался. Нет, эта битва не будет выиграна. Слишком много врагов. Никакая храбрость не заменит силу.

Тэмуджин слез с коня. Нукеры из сотни его караула услужливо разостлали в жидкой тени ильма войлок, принесли бурдюк с кумысом. Он попил прямо из бурдюка, сел, прислонился спиной к корявому стволу дерева.

– Пусть подойдет ко мне Джэлмэ. – Когда нойон, подъехав, спешился, спросил: – Сколько воинов у нас в запасе?

– Восемь сотен, хан.

– Джэлмэ, ты видишь – мы сегодня будем побиты.

– Еще неизвестно, хан.

– Уже известно. Пошли в сражение всех. Оставь при мне человек десять. Сам скачи в мой курень. Уводи в горы. Там встретимся. Если будем живы.

Джэлмэ вскочил в седло, посмотрел на бушующую внизу битву, лицо его дрогнуло. Свесился с седла.

– Зачем шлешь в битву последних людей, если побеждают они?

– После этой победы они не потащат ноги. Не медли, Джэлмэ.

Восемь сотен свежих воинов не могли изменить ход битвы, но сделали ее еще более ожесточенной. Солнце давно перевалило за полдень. И земля, и безоблачное небо пылали от зноя. Но люди будто не чувствовали ни жары, ни усталости, шум битвы не утихал ни на мгновение. Иногда казалось, что кэрэиты взяли верх, битва накатывалась на предгорья, и нукеры его караула начинали просить Тэмуджина сесть на коня. Но через какое-то время сражение перемещалось назад, оставляя на земле раненых и павших воинов.