Большой облом - Владимир Хачатуров

Клиника – несколько белых, утопающих в зелени зданий – произвела на Кульчицкого благоприятное впечатление. Особенно – кованая ограда и внушительных размеров охранник.

– К кому? – строго вопросил он у Кульчицкого. Станислав Эдуардович вместо ответа протянул телеграмму.

– Мои поздравления, – скупо улыбнулся охранник, подавая знак кому-то невидимому в опрятной каменой сторожке при воротах. Ворота медленно отъехали в сторону.

Стремительно, швейцара мимо, взлетел он в вестибюль акушерского отделения и – оробел. Навстречу ему хлынули аплодисменты, улыбки, поздравления. Облаченные в белое женщины, окружив его плотным кольцом восторженного щебета, увлекли его вглубь, в святая святых воспроизводства человеческой популяции.

– Ах, у вас такой чудный мальчик! Такой необычный! Такой звездный!

Но вот, наконец, персонал отхлынул и Кульчицкий оказался наедине с каким-то бело-голубым свертком. Станислав Эдуардович беспомощно оглянулся: где же мальчик? Но тут няня откинула у свертка уголок и он увидел чье-то до боли знакомое личико с лучистыми, фиолетово-синими глазами. Кульчицкий сглотнул комок и отвернулся, часто и невпопад дыша.

– Где бы покурить? – шепнул Станислав Эдуардович и оторопел от ледяного ответного молчания: ни одного участливого взгляда, сплошь горящие холодным презрением коллективные глаза предупредительного Минздрава: надо же, у такого ребеночка и такой папаша!

– Я это… я во двор выйду, – пробормотал Кульчицкий, ретируясь в первую попавшуюся дверь.

– Ну наконец-то, Станислав Эдуардович! Слава Богу, пришли, а то Маша вся извелась уже, – поприветствовал Кульчицкого длинноволосый парнишка с красными от бессонницы глазами. Станислав Эдуардович застыл, ошеломленно огляделся, пытаясь понять, куда это он как кур в ощип угодил. А угодил он в просторную светлую, комфортно обставленную палату с ванной и маленькой кухонькой. На широкой белоснежной кровати, утопая в кружевах, лежала красивая утомленная девушка: карие глаза, матовая кожа, спокойно улыбающиеся губы.

– Простите, я, кажется, ошибся дверью, – выдавил из себя Кульчицкий, отчаянно пятясь.

– Станислав Эдуардович, – позвала его девушка тихим мелодичным голосом, – выслушайте меня, пожалуйста! Я должна вам во всем признаться, потому что… потому что непорядочно… даже подло поступила с вами… Вы имеете право знать, ведь вы все-таки его отец…

– Выслушайте ее, Станислав Эдуардович, – убедительно посоветовал длинноволосый. – И ни о чем не беспокойтесь. К вам никаких претензий, скорее уж наоборот…

Юноша указал на кресло возле кровати, с которого, очевидно, только что встал сам. Мало что соображая, Кульчицкий добрался на деревянных ногах до кресла и каким-то чудом умудрился попасть в него задом с первой попытки. Руки его нервно нашарили в одном кармане пиджака сигареты, в другом – зажигалку, но извлечь их не посмели.

– Станислав Эдуардович, вы меня не помните? – спросила девушка.

– Да-да, конечно, – кивнул Кульчицкий и тут же рванул на попятную, – то есть, нет, извините…

– Я понимаю, вам неприятно это вспоминать, но мы с вами встречались… у вас дома, в спальне…

И тут Кульчицкий действительно вспомнил: вечер, спальню, два обнаженных женских тела на шелковых простынях, гнев, внезапное беспамятство и это лицо над собой, повержено возлежащим… Мелькнула сумасшедшая мысль: уж не привиделась ли ему его яростная вспышка гетеросексуального протеста? уж не примкнул ли он тогда к их бесстыжей однополой оргии?.. Кровь прихлынула к его холеным щекам. Он украдкой бросил взгляд на девушку, чье смущенное лицо неторопливо заливал аналогичный румянец, и вдруг, к собственному удивлению, рассмеялся. Да так заразительно, что и девушку соблазнил присоединиться. Смех получился в рамках приличия, без соскальзывания в глумливый хохот и взмывания в заливистый визг.

– Вы чему тут, собственно, смеетесь? – не смог сдержать улыбки вбежавший второпях из коридора длинноволосый парнишка.

– Это он… Станислав Эдуардович меня смешит, – пожаловалась девушка. Юноша вопросительно воззрился на плейбоя. Плейбой от объяснений воздержался. Да и что тут объяснять? Кругом грешен, каюсь. Ибо истинному христианину к лицу разве что улыбка, предпочтительно скорбная. А уж если случилось согрешить – нечестивому смеху предаться, то будь любезен загладить вину молитвой приблизительно следующего содержания: Господи! прости мне смех мой неправедный, благослови улыбку печальную мою… Скажи он этим молодым людям такое и его вполне могут счесть дяденькой с приветом. Он и сам, честно говоря, не совсем сейчас уверен в своем рассудке.

– Неплохое начало, – хмыкнул парень, пожал плечами и вновь оставил их вдвоем.

– У вас есть сигареты? – заговорщическим шепотом осведомилась девушка.

– Есть. Но здесь ведь нельзя!

– А мы в ванной тихонько, чтобы никто не заметил.

– А вам разве можно вставать? – засомневался Кульчицкий.

– Господи, – улыбнулась девушка. – Моя псковская прабабушка родила мою бабушку в поле во время сенокоса. Перекусила пупок и вернулась к работе…

– Но вы же не ваша прабабушка, – возразил Станислав Эдуардович. – И потом… вам ведь ребенка кормить, а табак, сами понимаете…

– Ну хотя бы одну-единственную сигаретку, в последний раз? – попросила девушка и взглянула при этом так жалко, так умоляюще, что Станислав Эдуардович чуть было не признал в себе изверга. Делать нечего, пришлось потворствовать, мало того, бережно поддерживать роженицу на пути к месту преступления.

Благополучно добравшись и запершись в ванной, устроились кто на чем (девушка на крышке биде, плейбой – на бортике ванны), закурили, затянулись, промолчались, встретились взглядами.

– Это было искусственное оплодотворение, – тихо молвила девушка. – Я сама вас выбрала. Нужен был донор, и я выбрала вас. Это вовсе не значит, что вы что-то мне должны и чем-то обязаны. Скорее уж я ваша должница…

– Но каким образом… – начал, было, Станислав Эдуардович и умолк, задумавшись.

– Аня… Анна Сергеевна помогла…

Станислав Эдуардович трубно раскашлялся, ошибившись при затяжке горлом.

– Представляю, что она вам обо мне наговорила…

– Ну что вы! Совсем наоборот, – горячо возразила девушка. – Она считает вас удивительно серьезным, надежным и заботливым человеком…

Кульчицкий бросил на девушку пытливый взгляд: это что, прикол, или как? Но девушка не потупилась, хотя и поспешила внести некоторую ясность.

– Правда, она не слишком высокого мнения о вашем интеллекте, но… но это ведь для мужчины не главное?

– Где уж нам уж за ней уж угнаться! Мы простые саксаулы-гетеросексуалы, следовательно, мужланы и лапотники, – с горечью произнес Станислав Эдуардович, дивясь своей уязвленности.

– Не надо, Станислав Эдуардович, не сердитесь на нее, она просто очень несчастный человек…