Философия имени - Алексей Федорович Лосев

не мыслима без раздражения, а раздражение без ощущения, так ощущение не мыслимо без мысли. Это – неумолимое и абсолютно необходимое диалектическое требование. Мыслить вещь нельзя, не мысля раздражения, и мыслить раздражения нельзя без мышления ощущения. Теперь мы пришли к новой энергеме – к самому мышлению (91); чтобы ощущение было мыслимо, необходимо предположить, чтобы было то, что не есть ощущение, т.е. слепая и неразличимая смысловая масса. Необходимо предположить, что есть раздельное и различимое, связно-организованное именуемое нахождение себя в ином и в себе (95); необходимо нужно будет признать, что все, утверждаемое нами о сущности как такой, поскольку о ней нельзя ничего мыслить вне ее энергий, есть утверждение символическое (123). Так как эйдос вещи есть то, что мы знаем о вещи, то, чем вещь является нам, – нельзя говорить и мыслить о вещи помимо ее эйдоса, помимо того лица и смысла, который ей присущ. Эйдос и есть то, что мы видим в вещи (223). Греческое слово ειδος имеет массу всяких значений: наружность, вид, форма, лик, вид в логическом смысле и т.д., и т.д. Но все эти значения коренятся в одном, – именно в том, которое связано со значением видеть, так что «наружность» тут мыслится с оттенком ее зрительной данности, «вид» – с оттенком мыслительной зрительности и интуитивности, и т.д. (64)

10. Сверх-умное мышление. Сверх-умное мышление, или умный экстаз, есть: самоотнесение, или интеллигенция, самосознание, в котором нет ничего иного, кроме него самого, или, что в данном случае то же, первосущности, и, значит, нет никакой меональной раздельности, так что свет самосознания не имеет уже никаких границ и есть всецелая погруженность в себя, т.е. бесконечно светлый мрак, и энергия перво-сущности почиет на такой интеллигенции в полном и нетронутом виде, вдали от всякого малейшего влияния меона (104). Для сверх-умного мышления уже нет ничего, что было бы не им самим. Сама перво-сущность мыслится им как оно же само. Ему все равно, мыслить ли себя или мыслить перво-сущность; разница ведь между тем и другим только в том, что это – два факта, что одно не есть другое по факту, а по смыслу, по имени, по смысловой энергии, это ведь тождественные вещи. И потому, когда сверх-умное мышление углубляется в себя, оно тем самым углубляется в познание перво-сущности, и когда оно углубляется в познание перво-сущности, оно углубляется в познание себя самого (103 – 104). Должно быть некое сверх-мыслимое и сверх-мыслящее единство мыслимого и мыслящего (102); выше-мысленное и экстатически-всеобъятное мышление (105); мышление сверх-разумное (102); сверх-умное мышление, или умный экстаз (104); гипер-ноэтическая мысль, или экстаз (179).

11. Науки о мышлении. Диалектика есть учение о стихии мысли, охватывающей все возможные эйдосы в едином цельном бытии (208). Мышления касается много наук, и прежде всего – феноменология и логика, а, по-моему, также и онтология (54). Разграничить сферу всех этих наук в области мышления является чуть ли не единственной задачей последних десятилетий в философии. В русской литературе мы имеем два-три изложения Гуссерля и, кажется, ни одного систематического очерка феноменологии мысли вообще (55). Если психология мышления хочет стать действительно критической наукой о фактах, а не догматическим мечтательством об абстракциях, ей необходимо предварительно использовать анализ имени и слова. То же нужно сказать и о всякой науке о мышлении, логике, феноменологии, диалектике (53).

Н

наглядный

Морфе – совокупность наглядно данных умно-качественных определенностей; схема – совокупность его (т.е. эйдоса. – В.П.) наглядно данных математических характеристик (125).

название (назвать)

1. Философия имени есть та единственно возможная и нужная теоретическая философия, которая только и заслуживает название философии (176); и с точки зрения учения об инобытии наш анализ лучше назвать логикой имени, а не сущности и не инобытийной сущности (175); мы имели полное право назвать свой анализ философией имени и свой обзор указанных моментов – анализом как раз имени же (176).

2. Я называю этот карандаш карандашом. Это значит: я и карандаш – два разных факта; я – не карандаш, и карандаш – не я (186). Если я вижу издалека ту или другую вещь и не различаю ее деталей настолько, чтобы сказать, какая именно эта вещь, то мне необходимо или взять бинокль, или подойти ближе, или принять еще какие-либо другие меры, чтобы увидеть предмет и назвать его (198).

3. Конструирование, совмещающее эйдетическую полноту картинности, смысл и фактичность его осуществления, можно назвать софийным конструированием (225). Можно назвать чисто эйдетическое конструирование также и феноменологическим…. Такое конструирование можно назвать меонально-сущностным, или меонально-эйдетическим, конструированием сущности (226). Так как диалектику тоже можно назвать логикой, то назовем ее эйдетической логикой, а ту логику, к которой мы пришли, назовем логикой ноэтической, чтобы подчеркнуть то, что она занимается не эйдосом, а ноэзисом, смысловым конструированием эйдоса, чтобы не употреблять мало подходящего названия «формальная логика» и чтобы ярче отличить ее еще от третьего типа, вернее, отдела логики, а именно относящегося к логосу меона, каковую логику в дальнейшем я называю аноэтической, или гилетической (215). Логос же вне-сущностного меона дает всякое учение о творчестве и силе. Если первую науку мы назовем логосом сущностного факта, т.е. факта самой сущности, то вторую лучше назвать другим именем, напр., логосом небытийного факта и тела, софийности (221 – 222). Получивши это явление сущности, называемое нами общим именем эйдоса, мы начинаем его анализировать (163 – 164). Так приводит анализ ноэмы к утверждению абсолютной предметности в слове, или предметной сущности в себе, или просто сущности, в отличие от сущности «так-то и так-то» определенной, или сущности в модусе определенного осмысления, в модусе явленной, выраженной сущности, или просто явленной, или выраженной, сущности. Назовем последнюю энергемой; сущность явлена в имени как энергема имени (80).

нагнетение (нагнетенность)

1. Здесь (т.е. в имени. – В.П.) сгущена и нагнетена квинтэссенция как человечески-разумного, так и всякого иного человеческого и не-человеческого, разумного и неразумного бытия и жизни (53).

2. Сущность является в эйдосе, отвлеченном и символическом, и, полнее, в абсолютно-самоявленном эйдосе. Вот он-то и варьирует в зависимости от нагнетенности апофатического момента. Чем более нагнетен