Русская Америка. Слава и боль русской истории - Сергей Кремлев

Если мы обратимся к запискам К.Т. Хлебникова, собиравшего в XIX веке сведения и выписки за много лет из различных источников, то найдём там и описание одного из сражений Соловьёва с алеутами, когда русские отомстили за коварное убийство промышленников Дружинина и Медведева… Но в записях Хлебникова, относящихся к событиям полувековой давности, явно усматриваются несоответствия, которые он не анализировал, да и не обязан был анализировать. О конфликте с участием Соловьёва, когда тот взорвал порохом «одно (жирный курсив везде мой. — С.К.) укреплённое жилище», Хлебников пишет: «Очевидцы рассказывали, что убитых было не более 200…» Но, тут же цитируя замечания лейтенанта Давыдова «об истреблении русских судов», Хлебников пишет: «Они (спасшиеся от алеутов русские промышленники. — С.К.) пробыли там до прихода передовщика Соловьёва, который в отмщение истребил более 3000 алеутов, засыпая их иногда под развалинами юрт целыми селениями…» При этом и цифра в «200 убитых» явно была преувеличена, недаром у криминалистов есть профессиональная поговорка: «Лжёт, как очевидец».

Ссылаясь на подобные, десять раз искажённые, «данные», Гринёв называет цифры якобы «уничтоженных Соловьёвым» алеутов на одних лишь Лисьих островах, — то ли три, то ли — пять тысяч человек, оговариваясь, правда, что некоторые исследователи считают эти цифры «явно преувеличенными». Но у Соловьёва при таких масштабах избиения просто не осталось бы порохового припаса на морских бобров! Все стычки Соловьёва с алеутами происходили в формате предварительного и инициативного нападения аборигенов на русских мореходов и промышленников.

Ничтоже сумняшеся Гринёв упоминает «Репорт морехода Ивана Соловьёва прапорщику Т.И. Шмалеву», который цитировал и я… Но — лишь упоминает. Если же прочесть весь этот «репорт», охватывающий двухлетнюю — с 1774 по 1776 год — эпопею Соловьёва и его товарищей, то станет ясна вся ложь профессорских «обвинений» и будут разоблачены инсинуации самого Гринёва. Жаль, нельзя привести этот «репорт» полностью, однако вот небольшая, вполне представительно описывающая ситуацию, часть его…

Бывшие «толмачи»-алеуты Соловьёва — Агюяк и Кашмак, вышедшие к русским добровольно, рассказали гостям о систематических и коварных избиениях русских алеутами, и, как сообщает Соловьёв, предупредили: «Тоены (то есть старшины, вожди. — С.К.) того острова… мужиков (то есть простых алеутов. — С.К.) склоняли: как де русские придут и ежели благополучно выдут на землю и поселятся на наших островах, доколе станут жить вместе, тогда походами на них не ходить, нам де удачи не будет, а жить де сперва станем дружно; а как разъедутся на промысел по артелям, тогда де, учиним нападение вдруг, чтоб они из одной в другую артель не могли подать вести, и так обманом русских лутче можем прибить всех без остатку»…

Написав это, Соловьёв далее признался: «И я, как услышал о таком неблагополучии, весма стал жить осторожно…»

Иван Максимович Соловьёв не был профессором и образованным человеком. Он даже терминологией европейской морской не пользовался и в своём «репорте» писал так: «Курш(курс. — С.К.) имели глубником (по-поморски — ветер от северо-запада. — С.К.) на обедник (юго-восток и ветер с юго-востока. — С.К.)…», «курш имели между западом и шолоником (юго-западный ветер. — С.К.)…». И не предполагал русский передовщик, что его «репорт» через века будут изучать учёные и квазиучёные… Поэтому писал он просто и искренне — о том, что делал и что думал. А вот же — нет в его рассказе и намёка на презрение к алеутам, нет любования собой, несущим «бремя белого человека», которым так гордились англичане.

Скажем, Иван Максимович пишет об одной из своих поездок и честно сообщает: «А в том разъезде от тамошних народов никаких шалостей не видал, ибо я, охраняя себя, и с ними обходиться имел при том крепкую предосторожность».

СОЛОВЬЁВ описывает и стычки с алеутами. Ведь это было не кино — это была жизнь, жизнь в жёсткие и жестокие времена. Но было-то у Ивана-передовщика с самого начала всего 55 человек (из них 13 — камчадалы), да от болезней 28 человек умерло. Алеуты же умели искусно бить сторожкого морского зверя. Если бы им противостояла горстка алчных убийц, то вряд ли островитяне позволили бы ей истреблять себя тысячами (!). Нет же — «новорусские» академики и профессора облыжно уверяют нас, что наши предки были ничем не лучше в своём поведении с аборигенами осваиваемых ими мест, чем англосаксы, испанцы, французы, голландцы, бельгийцы и прочие европейцы в их колониях. Что аборигенов Северо-Западной Америки русские безжалостно, а то и для забавы, выбивали так, как это проделывали по другую сторону континента янки…

А ведь всё было не так!

Обратимся к некоторым схожим моментам последней экспедиции Кука, в ходе которой Кук был убит, после чего англичане предприняли акт мщения. Сразу отмечу, что в отличие от крайне неточных, кроме «репорта» самого Соловьёва, данных о деталях конфликта последнего с аборигенами, относительно инцидента с Куком мы имеем точные факты, зафиксированные в реальном масштабе времени в дневниках соплавателей Кука, его подчинённых.

Карательную экспедицию после гибели Кука проводил лейтенант Дж. Рикмен… Хирург экспедиции Дж. Лоу писал, что с островитянами обращались самым скотским образом и беззащитных людей истребляли с невероятной жестокостью и дикостью. Два тела обезглавили и выставили на кольях для устрашения гавайцев. В то же время штурман У. Блай считал, что только так можно было усмирить островитян.

Конечно, убийство Кука было в любом случае подлым и жестоким актом, но и англичане вели себя провокационно. Матрос У. Гриффин в своих записках отмечал, что ещё при живом Куке лейтенант Уильямсон без всякого повода выстрелил в островитян и убил одного из них, и «это действие, — как писал Гриффин, — трусливое и подлое, крайне рассердило капитана Кука». Причём сам Уильямсон позднее лицемерно «признавался»: «…сожалею, что наши добрые намерения в отношении туземцев не сопровождались той гармонией и дружбой, на которую мы горячо рассчитывали». Последнее заявление, впрочем, было явно рассчитано «на публику» — в отличие от чисто делового внутреннего «репорта» Соловьёва на имя прапорщика Тимофея Шмалева.

Не забудем, что экспедиция Кука не имела целью оседание её членов на Сандвичах-Гавайях, в то время как промышленные партии русских исходили из того, что острова ими объявлены российским владением, и они будут находиться здесь постоянно. Вопрос безопасности стоял для того же Соловьёва принципиально иным образом, чем для Кука и его команды. Кук пришёл и ушёл, а Соловьёв и другие русские мореходы осваивали новые земли, желая при этом не истребить аборигенов, а «привести» их «в российское подданство»…

Гринёв же, по сути, в своей «академической» статье тщательно собрал и выдал за историческую истину все слухи и сплетни тех лет, а порой — и похуже. Так, он подвергает сомнению лояльность Шелихова к аборигенам и описывает стычку Шелихова с кадьякцами, в которой, по словам самого Шелихова, тот старался вести пушечный огонь по скалам и хижинам, а не по людям. Шелихов писал: «сколько я ни избегал пролития крови, нельзя однако ж думать, чтобы не было при сем несколько из них убито».