Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал

приказом через политотдел руководителем партийно-комсомольской учебы.

Готовимся к каким-то длительным походам и учениям. Я думаю, что в результате этих «учений» мы можем очутиться где-нибудь в Китае или Манчжурии.

7 июля 1945 г.

Сидим в Алтыновке, в хозяйстве роты, несем караульную службу, выполняем хозяйственные работы, работаем в колхозе, отрабатывая водку, которая кое-кем выпивается, маршируем по выгону.

На горизонте, км в 4 от нас железная дорога. Мы все смотрим, как беспрерывно идут эшелоны на восток, конечно, воинские эшелоны. Я при виде этих эшелонов вновь начинаю думать о демобилизации, о которой ничего не слышно. Мне продолжают грезиться об этом сны. Вчера во сне я, одетый в гражданские желтые туфли и брюки в полоску, одетые на голое тело, отправлялся домой. На ж. д. станции девушка-кассир по литеру мне выдала билет, в магазине-складе я получал продукты: колбасу, сахар, печенье-пряники.

Сегодня мне снился Юра.

Чувствую себя разбитым. У меня болит голова и сердце. Вероятно, я вчера простудился. Мы пошли со Сперовым стирать белье. Идти было далеко, км 3, и ужасно грязно. Воды здесь много на каждом шагу, а постирать и выкупаться негде, т. к. кругом болота, а реки нет. Стирали мы у болотного омута, на мосту через дорогу. День был холодный, и я, наверное, простудился.

9 июля 1945 г.

Вчера нас подняли в 5 часов, и после завтрака мы пошли на линию. Нам нужно за 3 дня пройти 130 км. За вчерашний день мы прошли около 50 км.

Движемся по направлению к границе с Манчжоу-Го384. Сейчас мы вблизи от озера Ханка. Пешком идти очень тяжело, особенно днем, когда температура подымается до 50°. Мне и другим еще некоторым товарищам удалось подъехать частично на машинах, частично на подводах. Вчера в самую жару мы немного отдыхали у реки, прямо на дороге, т. к. кругом была вода. Там, на дороге, и обедали.

Часам к 11 вечера мы продвинулись за Хороль и укрылись у дороги за бугорком. Вечером подул ветер, и стало очень холодно (ночью здесь всегда холодно). Я лежал на земле, тесно прижавшись к товарищам, и стучал от холода зубами. Я даже попросил Козлова, чтобы он лег на меня сверху. Телеги пришли к часу и привезли шинели. Одевшись в шинель и укрывшись одеялом, я спал богатырским сном.

Сегодня подъем сделали ни свет ни заря. Повара не спали, и завтрак уже был готов. Сейчас покушали и пошли дальше. На дворе холодно и пасмурно, а вчера у меня обгорело лицо и особенно лоб, брови и уши.

Озеро Ханка. Мы сидим на берегу его, кто в чем: кто в трусах, кто в кальсонах, но все босиком и почти все без рубашек. Мы уже выкупались в этом большом озере, берегов которого не видно. В нем рыжая и холодная вода, каменистое дно. Две трети этого озера принадлежат нам, одна треть находится у японцев – в Манчжоу-Го.

Мы купались, так сказать, в той же воде, что и самураи.

Сегодня подъехали км 15. А вообще ноги болят здорово. Лицо продолжает гореть. У меня пострадал нос. Сегодня солнечное затмение. Судя по газетной статье, ждать его надо вечером.

10 июля 1945 г.

Мы прибыли на место, пройдя км 120. Остановились у подножия сопки на голом месте. Здесь надлежит построить все необходимое для жилья. Сопки покрыты мелким и редким кустарником дуба, березы, липы.

Другого строительного материала нет. Мы уже по несколько раз сходили на сопку и притащили веток, из которых ничего порядочного не сделаешь. Уже пятый час вечера. Хочется есть. Обед еще не готов. Пасмурно, накрапывает дождь.

Вчера из Камень-Рыболова (у озера Ханка) вышли в 7 часов вечера. Прошли 13 км. Ночевали на открытом воздухе. Ночью случилось несчастье. Садко Иванович Вахтеров попал в темноте в канаву и сломал ногу – перелом кости. Утром его увезли в госпиталь.

Сейчас приехал штаб, и нам впервые на Дальний Восток привезли письма. Я получил пока два от Самусенко и Настеньки. Еще не читал. Письма продолжают разбирать.

11 июля 1945 г.

Я получил не 2 письма, а 12. Написали Юра, брат Миша, Самусенко, Дагаев, Рассоха, Казанская Зоя, Губенко Екатерина, сестра Наташа, Настенька, Валя. Юра и Губенко прислали фотографии. Юра уже взрослый парень с прической. Симпатичный, немного похож на Марийку, глазами и бровями на меня. Губенко трудно узнать. Я помню ее скромной девочкой с косичками. Теперь это, судя по фотографии, красивая пышная важная девушка, познавшая многих мужчин. Из писем интересны от Настеньки и Вали Бардаковой.

Похоже, что Настенька предлагает себя в жены, фронтовая потаскуха. Она пишет: «Я жива и здорова, по-прежнему питаю искреннюю любовь к вам. Другим не увлеклась и не думаю, целиком и полностью покорна своей судьбе: любить вас и быть вашей любимой».

Очень интересное письмо написала Валя Бардакова. Я как-то написал, что помню ее красивой девушкой, что хотел бы целовать ее, ласкать, носить на руках, быть нежным, ласковым, что если бы был моложе лет на 15, то мы могли бы быть друзьями на всю жизнь. Она подумала, что я сейчас хочу жениться на ней, и пишет:

Василий Степанович, заслужить внимание такого человека, как вы, я считала и считаю своим достоинством. После первого вашего хорошего письма ко мне, после фотокарточки, которую я вам послала, я подумала, что вы просто шутите надо мной. О таком большом вашем внимании я и не мечтала, но я всегда ненавидела Тамару Михайловну, потому что она была вашей женой. Она как бы разгадывала меня и уважения ко мне не питала и не питает до сих пор. Мое лицо заливалось краской под ее острым взглядом. Мне казалось, что она все знает и презирает меня. О вашем уважении ко мне я и не думала, не надеялась.

С тех пор я стала много думать о себе, смотрела на себя в зеркало, казалась себе некрасивой, и у меня зародилось какое-то отвращение к себе.

Но потом эти ваши письма разубедили меня. Дело приняло другой оборот.

Хотя, правда, я мало этому верю. Я очень боюсь вам писать что-либо грубое, я боюсь вас обидеть, но я должна написать правду.

Василий Степанович, вы стали писать мне красивые письма, ласковые, нежные, приятные для девушки. Вы купили меня своими письмами, заставили меня влюбиться благодаря вашему красноречию в письмах. (Подобную мысль высказала мне как-то и Марийка.)

Вы меня представляете