Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал

могло. Разве есть еще где-нибудь женщина, которая была бы похожа на тебя?! Как эта очевидная истина мне не пришла в голову раньше? А запах «Красной Москвы» мне просто почудился. Я, с еще не успокоившимся сердцем, снова безуспешно пытаюсь написать тебе какое-то особенное письмо, прочитав которое ты бы перестала мучить меня и что-нибудь написала в ответ.

Письмо не выходит. Может быть, за годы войны я отвык от тебя, охладел, разлюбил, променял на другую!

Десять лет зияет глубокая рана в моем сердце, и три года разлуки – это устаревшее народное средство, чтобы зарубцевать хроническую любовь.

Мне пишет брат: «Вернешься домой, осмотрись и не делай поспешных, необдуманных шагов удовлетворения жажды в любовных делах. Смотри, не отдай свою свободу за чечевичную похлебку».

А мне надо только чечевичную похлебку! Тебя надо.

Ты – и чечевичная похлебка! Нет, такое сопоставление крайне оскорбительно! Правда, известно, что даже самое лучшее вино таит в себе осадок, горечь, а также имеет немного терпкий и вяжущий привкус.

Но чечевичной похлебке я предпочитаю вино – и не молодое, а густо перебродившее, крепкое, десятилетней выдержки.

Я вернусь, чтобы пить это устоявшееся вино. И горе тебе, если ты начнешь потчевать меня кисло-сладеньким сиропом или предательски подашь мне горькую цикуту.

По радио передают грустные вальсы: «Дунайские волны», вальсы Штрауса, вальс на украинские мотивы:

«Я бачыв, як вiтер березку зломив,

Корiння порушив, гiлля потрощив»393.

Плавно льются грустные, берущие за душу звуки, – и мне становится вдруг ясно, что я все время тоскую, настроен грустно, скучаю потому, что хочу к тебе.

Обнять, посмотреть в твои глаза, уткнуться лицом в твои колени – жить с тобой до конца дней своих – вот мои желания и мечты.

Нет, я не могу написать тебе порядочного письма! Слова не слушаются меня. А бесконечно мечтать я устал. Вредно мечтать и бесполезно бредить. Надо вести служебную нуду.

Тетрадь № 12. Война с Японией. Демобилизация.

С 29 июля 1945 по 18 ноября 1945 г.

Дальний Восток

Цымбал Василий Степанович

Полевая почта 33890.

Нашедшего прошу переслать по адресу полевой почты

или по адресу:

Краснодарский край,

город Ейск, улица Харьковская, 18.

Паращевиной Тамаре Андреевне.

29 июля 1945 г.

Камень-Рыболов, Уссурийский край,

теперь Приморского края.

Продолжается гнетущая обстановка ни войны, ни мира. Мы не находим себе места, потому что живем неопределенной жизнью. Скорей бы домой или уже снова воевать. Мы не привыкли к этому вынужденному безделью.

Война закончилась, а мне думается, что мы опять будем воевать. К границам Манчжоу-Го движутся наши части. Из Германии и других стран Европы всё едут эшелоны с фронтовиками.

Закончилась ли конференция большой тройки в Берлине, не знаю. Было только сообщение, что совещание началось 17 июля. В газете за 28.7. опубликовано совместное заявление Трумэна, Черчилля и Чан Кайши394, призывающее Японию к безоговорочной капитуляции. Ответа Японии нет. Там же опубликованы результаты выборов в парламент в Англии. К власти пришли лейбористы. Черчилль не попал в президенты395 и подал в отставку. Король поручил формирование правительства вождю лейбористов Клементу Эттли396, который и будет премьер-министром.

Продолжаем жить в Камень-Рыболове у озера Ханка. Оно напоминает Азовское море. Только вода в нем желтая, как у Ейского обрыва. В военном городке есть сад – дубовая роща. Он достаточно велик по размерам для Камень-Рыболова, но совершенно неблагоустроен. Это очень живописное место. Парк спускается по каменистому обрывистому берегу прямо в озеро, которое расстилается куда-то вплоть до Манчжоу-Го и опоясывает парк. Я сидел с гвардейцем на юру и любовался сторожевыми катерами, которые стояли неподалеку от парка на спокойной воде озера.

Камень-Рыболов – ни деревня, ни город. Наряду с хорошими домами-казармами военного гарнизона здесь ютятся беспорядочно разбросанные среди зеленых огородов, обнесенных колючей проволокой, разнообразные и хилые избушки, населенные разным людом, который прибыл в этот «край больших возможностей и сказочных богатств» в погоне за длинным рублем.

Две центральные заросшие высоким бурьяном улицы заняты районными учреждениями.

Свиней здесь много. Они расхаживают по улицам строевым шагом, на шеях у них одеты деревянные хомуты, которые мешают им залезать в огороды и нормально шагать. Свиньи беспрепятственно входят в любую открытую дверь, даже на почту, в милицию, в райсовет.

Люди здесь необщительные и скупые. На базаре за пучок луку (перья) берут 3 рубля, дома за такой же пучок 5 р. Выпросить пилу, веревку или еще что-нибудь невозможно. Тебе скажут, что нету. Поэтому, прежде чем попросить что-нибудь, мы смотрим, где эта вещь лежит, и на отрицательный ответ сразу говорим:

– Ничего подобного. Пила (или там веревка) висит в коридоре на гвозде. Идите, я вам покажу.

Брать приходится нахрапом, иначе ничего не получишь.

Девушки здесь существуют для того, чтобы выйти замуж за кавалеристов местного гарнизона, которые подбирают их за недостатком очень рано. В 17–18 лет такая девушка уже давно замужем и у нее есть если не один, то два ребенка. Правда, кавалеристы так же охотно и бросают своих жен. Такие соломенные вдовы имеют массу самых разнообразных знакомых и продаются им или за деньги, или за продукты, а некоторым и так дают, в надежде выйти замуж вторично или в третий, в четвертый раз.

У самого озера деревянная церковь. Ее переделали в хороший клуб. Во время войны его частично растащили на топливо, а бывший зрительный зал, сцену, кинобудку превратили по любительской инициативе в общественную уборную с хорошим видом на озеро Ханка.

30 июля 1945 г.

Весь день поливает дождь. Ужасная тоска. Сидим с Зубиловым у лампочки, сделанной из консервной банки. Перечитали все брошюры. Говорим о жизни. И ничего отрадного нет в наших разговорах. Переходим опять к теме о Дальнем Востоке.

В какую даль мы забрались! Когда мы просыпаемся утром, в Москве передают ночные известия, после которых включается Красная площадь и бой часов с кремлевской башни. Мы живем вперед на 7 часов. В Москве, предположим, 29 число, а у нас уже 30‑е.

31 июля 1945 г.

Наступает последний летний месяц. С 19–20 августа я начинал испытания в педучилище, а с 1‑го понемногу готовился к ним. Теперь я сижу в безделье. Поговаривают, что в первых числах августа должны начаться военные действия против Японии. Хотя бы скорей. Это привело бы к какому-нибудь концу.

1 августа 1945 г.

Неприятности назревают постепенно, как нарыв,