Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич
Шрифт:
Интервал:
— Никогда! Никогда! Никогда! А! Вы верите всему что рассказывала madame Humbert?! Тогда вам остаётся верить и в сто миллионов.
— А я вам говорю, что Поль Дешанель…
Спор становится горячим.
— Если выберут Буржуа, это решительно ничего не доказывает! — ораторствует в другом месте сторонник Дешанеля. — Это вопрос личных симпатий. Им нравится Буржуа! Вот и всё!
— Ну, да! — язвит сторонник Буржуа. — Им захотелось президента с бородой!
— Почему нет? Видеть четыре года перед собой одно и то же лицо! Захочется переменить! Вот и всё! Вот и всё! Нет, пусть бы выпустили против него Бриссона! Бриссон строг! Бриссона не любят! Бриссона забаллотировали бы! А Буржуа, — он всем симпатичен. Это только вопрос личных симпатий, как видите! У него много личных друзей в палате!
— У Буржуа много личных друзей даже среди правой, — шипит кто-то, — они будут вотировать за него по дружбе.
— Буржуа, если и выберут, то выберут только по знакомству.
— Позвольте, если выберут Дешанеля, что это значит? — провозглашает кто-то. — Его выберут, потому что он прощает штрафы!
— Как штрафы?
— Штрафы, которые накладываются всякий раз, как президент палаты призывает депутата к порядку со внесением в протокол. Штраф на полумесячное жалованье. Дешанель потом вычёркивает штраф, — Бриссон никогда. Оттого и в прошлый раз выбрали не Бриссона, а Дешанеля. Это просто! Это ясно! Депутаты рассуждают: «ну, её к чёрту, и политику, если это стоит 375 франков!»
— Позвольте! Что такое Дешанель? Арривист! Карьерист!
— Академик!
— Написал каких-то десять книжонок!
— Две! Только две! Я сам видел, — только две!
— Да и тех никто не читает!
— Читают из уважения к его отцу!
Право, даже не подумаешь, что находишься среди депутатов. Совершенные кумушки из Торжка.
Я встречаю одного из ближайших друзей Дешанеля.
— Как дела?
У него удручённый вид.
— Нам не везёт. Только что узнал, что мы теряем два голоса. Икс, оказывается, никогда не приходит на первое заседание палаты!
— Почему?
— Представьте! Боится какого-нибудь происшествия! Говорит: «такой тревожный день». Такая у него примета. Смешно! Законодатель и приметы! А Игрек третьего дня вывихнул себе руку. Верный был голос, но упал с извозчика. И что за охота людям в такую скверную погоду выезжать из дома!
Сторонник Дешанеля с отчаянием пожимает плечами.
Но:
— Le jeu est fait![118]
Все сплетни пущены.
— Rien ne va plus.[119]
Барабаны грохнули «поход». Все сняли шляпы. Построенные в две шеренги, солдаты берут на караул.
Барабаны гремят в «зале Лаокоона», так что цилиндры дрожат в руках.
Между двумя шеренгами солдат проходит старший по возрасту депутат, Ролин, чтобы председательствовать во время выборов.
80-летний старик розовый и выхоленный, с седыми бакенбардами, с самой чиновничьей физиономией. Совсем председатель суда.
Впереди два пристава.
По бокам у Ролина два офицера с саблями наголо.
За ним опять два пристава.
Барабаны грохочут. Шествие тянется медленно.
Словно беднягу ведут на эшафот.
За ним идут его помощники в этом заседании, — четыре самых молодых депутата.
Словно его четыре сына, которые сейчас останутся сиротами.
Старичок поднимается на президентскую трибуну, звонит и читает по тетрадке свою речь.
Старичка никто не слушает, старичка никто не слышит, но старичку все аплодируют.
Старичок никакой гадости не скажет.
— Палата приступает к выборам…
— Избран Леон Буржуа!
Вся левая разражается громом аплодисментов.
— Vive la republique! Vive la republique!
На правой поднимается длинная-длинная фигура Мильвуа, редактора националистской газеты «La Patrie».
— Республика ни при чём в таких выборах! — кричит он.
— Сейчас вскочит Бодри д’Ассон! — предвкушают все.
— Это вы, националисты, не имеете ничего общего с республикой! — кричат с левой.
— Vive Bourgeois!
— Долой клерикалов!
И Бодри д’Ассон вскакивает на скамейку.
Маленький старик с огромной седой бородой, — Бодри д’Ассон одна из самых интересных фигур парламента.
В частной жизни, это — тихий, мирный, добрый старичок, весь ушедший в дела благотворительности.
В палате, это — «зверь». Это l’enfant terrible[120] палаты депутатов.
«Рыцарь короля».
Он вечный представитель Сабль-д’Олонн.
В доброй Сабль-д’Олонн, «верной своему королю», имеют о Франции своё, особое, представление.
Столетие пронеслось над миром, не коснувшись Сабль-д’Олонн, защищённой дремучими сосновыми лесами.
В доброй Сабль-д’Олонн, где носят «старые французские шляпы» с лихо загнутым бортом, предполагают, что Францией «временно правят якобинцы», но верят, что вот-вот придёт король и всех прогонит.
В Сабль-д’Олонн никто не посмеет сунуться поставить свою кандидатуру против Бодри д’Ассона.
Сабль-д’Олонн верно старику Бодри д’Ассону, который верен своему королю.
Бодри д’Ассон, несомненно, самый искренний из депутатов.
В то время, как другие находят возможным смеяться, шутить, Бодри д’Ассон принимает всё не иначе, как серьёзно.
Он болезненный старик. У него падучая.
И старик до такой степени близко принимает к сердцу всё, что происходит в палате, что доводит себя до припадков.
Он никогда ничего не говорит, — на это у старика не хватает спокойствия.
Но он считает своею обязанностью вскочить на скамейку и крикнуть в лицо всей палате:
— Vive la roi![121]
И часто падает в корчах, среди невообразимого гама и улюлюканья, крича свой боевой клич:
— Vive la roi!
К этому надо добавить, что обыкновенно Бодри д’Ассон кричит это в самые неподходящие минуты.
Но это ничего не значит!
По мнению Бодри д’Ассона, всегда хорошо крикнуть:
— Да здравствует король!
Для него весь мир делится на две неравные половины. «Le roi», Бодри д’Ассон и Сабль-д’Олонн. Всё остальное — жиды и франкмасоны.
Он заслышал боевой клич врагов:
— Vive la republique!
Он вскочил на скамейку. Его седая борода развевается. Он машет руками.
Он кричит благим матом, громовым голосом:
— Долой жидов! Долой франкмасонов!
Палата хохочет.
Даже правая не может сдержать улыбки. Левая вопит:
— У-у-у! У-лю-лю!
— A bas la calotte.[122]
— Vive la republique!
Лицо Бодри д’Ассона начинает дёргаться.
— Vive la roi!
Соседи и единомышленники стаскивают старика за фалды со скамейки.
Но он скрестил на груди руки и вопит навстречу всем улюлюканьям и крикам в упор:
— Vive la roi!
Итак, Поль Дешанель пал.
Скажу словами Козьмы Пруткова:
— И всё, что было в нём приятного, исчезло вместе с ним!
А это был молодой человек, приятный во всех отношениях.
Я не знаю, какой скульптор шил ему фраки. Но фрак Поля Дешанеля, как Акрополь, поражал гармонией своих линий.
Парижане говорят:
— На свете нет более прямой линии, чем пробор Поля Дешанеля!
Говорят, что его причёсывали математики, определяя пробор при помощи геометрических инструментов.
Он был законодателем мод.
И по поводу его свадьбы возник мировой вопрос:
— Можно ли венчаться в сюртуке?
Поль Дешанель венчался в сюртуке. Значит, можно.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!