Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

Увидев его, она обрадовалась, хоть и выглядела раздраженной оттого, что он явился так поздно. Вверх по проводу, на шаттл, к новому полому астероиду, особо крупному и богатому. А оттуда – прочь, с многомесячным ускорением, пока скорость движения по инерции не достигнет нескольких процентов от скорости света. Тот астероид был космическим кораблем и направлялся к звезде в районе Альдебарана, где похожая на Марс планета вращалась по орбите, похожей на земную, вокруг солнца, похожего на Солнце. Новый мир, новая жизнь. И Джеки отправлялась туда.

Ниргалу до сих пор в это не верилось. Он получил сообщение всего двумя днями ранее и с тех пор не спал, размышляя о том, что бы это могло означать, имело ли отношение к его жизни, должен ли он провожать ее, должен ли пытаться ее отговорить.

Увидев ее сейчас, он понял, что убедить ее отказаться от этой идеи невозможно. Она твердо решила лететь. «Я хочу попробовать что-то новое, – сказала она в голосовом сообщении, которое пришло ему на наручную консоль. – Здесь мне больше нечего делать. Я сделала все, что могла. И теперь хочу попробовать что-то новое».

Пассажиры корабля-астероида были в основном из региона Дорса Бревиа. Ниргал позвонил Шарлотте, чтобы выяснить, зачем они туда летели. Причин оказалось много. Планета, куда они собирались, находилась сравнительно недалеко и идеально подходила для терраформирования. Человечеству предстояло сделать большой шаг. Первый шаг к звездам.

– Я знаю, – ответил тогда Ниргал. На аналогичные планеты уже отправилось немало кораблей. Так что шаг был сделан.

Но пока эта планета оставалась лучшей из всех. И в Дорсе Бревиа начинали задумываться, не стоит ли совсем отдалиться от Земли и начать все сначала? Но оставить Землю навсегда какое-то время назад и было труднее всего.

Сейчас ситуация осложнилась. Самовольные высадки землян могли вылиться в целое вторжение. И если считать Марс демократическим обществом, а Землю – феодальным, то могло показаться, что старое пытается подавить новое, пока оно не успело чересчур разрастись. И земляне превосходят марсиан числом – на двадцать миллиардов или около того. К тому же их старинный феодализм по своей сути патриархален. Поэтому в Дорсе Бревиа и задумываются, не отдалиться ли еще сильнее. До Альдебарана всего двадцать лет пути, и у них впереди еще долгая жизнь. Так что они решились. Семьи, семейные группы, бездетные пары, бездетные одиночки… Они похожи на первую сотню, улетевшую на Марс, – точно как во времена Буна и Чалмерса.

Джеки села на устланный ковром пол зала вылета, и Ниргал присоединился к ней. Опустив глаза, она стала гладить ковер ладонью, а затем начала выводить что-то на его ворсе. «Ниргал», – написала она.

Он сидел рядом с ней. Зал был полон, но обстановка царила спокойная. Люди выглядели мрачными, усталыми, расстроенными, задумчивыми и источали свет. Одни улетали, другие их провожали. Они смотрели сквозь широкое окно на внутреннее пространство Гнезда, где кабины лифта бесшумно поднимались вдоль стен, а нижний конец провода, уходящего отсюда на 37 000 километров, покачиваясь, висел в десяти метрах над бетонным полом.

– Улетаешь, значит, – сказал Ниргал.

– Да, – сказала Джеки. – Хочу начать сначала.

Ниргал ничего не ответил.

– Это будет настоящим приключением, – продолжила она.

– Точно, – он не знал, что еще сказать.

На ковре она вывела: «Джеки Бун махнула на луну».

– Если подумать, это отличная идея, – сказала она. – Человечество рассеивается по галактике. Звезда за звездой, все дальше и дальше. Это наше предназначение. То, что нам положено сделать. Я даже слышала, люди говорят, что туда отправилась Хироко – что она вместе со своими людьми села на один из первых кораблей, тот, который улетел на звезду Барнарда. Чтобы основать новый мир. Распространить viriditas.

– Эта история не правдоподобнее остальных, – ответил Ниргал. И это было действительно так: он мог представить, как Хироко это делает – снова уходит, примыкает к новой диаспоре звездного человечества, которое заселяет сначала ближайшие планеты, а потом рассеивается все дальше. Выход из колыбели. Конец доисторической эпохи.

Пока она водила пальцем по ковру, он смотрел на ее профиль. Это был последний раз, когда он мог на нее посмотреть. Для каждого из них это было все равно что смертью другого. И так чувствовали себя многие пары, которые собрались в этом зале и теперь стояли молча. Тем, кто улетал, предстояло оставить здесь всех, кого они знали.

И это была первая сотня. Поэтому-то они были такими странными: они по собственной воле оставляли всех, кого знали, чтобы улететь с девяноста девятью незнакомцами. Некоторые из них были знаменитыми учеными, у каждого, предположительно, были родители. Но ни у одного не было детей. И ни у одного не было супругов, не считая шесть семейных пар, которые входили в эту сотню. Одинокие бездетные люди среднего возраста, готовые к новому началу. Вот кем они были. И Джеки теперь была такой же – одинокой и бездетной.

Ниргал отвернулся, затем снова посмотрел на нее. Вот она, вся в свету. С тонким блеском черных волос. Она подняла на него взгляд, снова опустила его. «Куда бы ты ни шел – ты уже там», – написала она.

Она посмотрела на него.

– Как думаешь, что с нами стало? – спросила она.

– Не знаю.

Они сидели и смотрели на ковер. В помещении за окном кабина двигалась в воздухе, проходя над рельсами, ведущими к проводу. Когда она заняла нужную позицию, раскрылся телетрап, тут же обхвативший внешнюю сторону кабины.

«Не улетай, – хотел сказать он. – Не улетай. Не бросай этот мир навсегда. Не бросай меня. Помнишь, как нас поженили суфисты? Помнишь, как мы занимались любовью в жерле вулкана? Помнишь Зиготу?»

Но он промолчал. Она все помнила.

– Не знаю.

Он потянулся и провел по ворсу так, чтобы стерлось второе «ты», а потом вывел на этом месте пальцем слово «мы».

Она с тоской улыбнулась. Чего стоило одно слово против всех этих лет?

По громкой связи объявили, что лифт был готов к отправлению. Люди повставали, зазвучали взволнованные голоса. Ниргал осознал, что встает и сам, смотрит на Джеки. Она смотрела на него. Он обнял ее, и ее тело показалось ему настоящим, как скала. Он ощутил запах ее волос. Вдохнул его, задержал дыхание. Отпустил ее. Она вышла, не сказав ни слова. У входа в телетрап оглянулась. Он еще раз увидел ее лицо. А потом она исчезла.

Позднее он получил радиосообщение из дальнего космоса. «Куда бы ты ни шел – мы уже там». Это было неправдой, но ему стало от этого легче. Слова могли приносить облегчение. «Ладно, – сказал он, продолжая странствовать по планете. – Я полечу на Альдебаран».

Северный полярный остров, пожалуй, испытал на себе бо́льшую деформацию, чем любой другой регион Марса. По крайней мере, так Сакс слышал. И сейчас, идя вдоль отвесного берега Великой Северной реки, видел, почему так утверждалось. Полярная шапка растаяла примерно наполовину, а громадные ледяные стены Великого Северного каньона теперь практически исчезли. Такого таяния на Марсе не происходило со времен средней гесперийской эры, и вся эта вода каждую весну и лето устремлялась вниз по слоистому песку и лёссу, прорезая их с огромной силой. Отлогие спуски превращались в глубокие каньоны с песчаными стенами, тянущиеся к Северному морю, рассеченные крайне нестабильными водоразделами. Те давали направление воде при последующих весенних таяниях и быстро сменяли друг друга, когда обрушивались склоны и обвалы создавали недолговечные озера, откуда, после прорыва дамб, вода уходила прочь, оставляя только пляжные террасы и плоские щиты.