Мои калифорнийские ночи - Анна Джолос

— Как видишь, — спокойно реагирую на его выпад я.

Разворачивается корпусом и хмуро смотрит в мою сторону. У него такой взгляд… странный. Вот так с ходу не могу и объяснить, но есть в нём что-то новое. Неприятное, пронизывающее до ломоты в костях.

— Нам надо поговорить, — вздыхаю я, ощущая как вдоль позвоночника крадётся знакомое волнение.

— Нам не о чем говорить, Смит.

— Ты действительно так считаешь?

Вопрошающе вскидывает бровь.

— Знаешь, где дверь? Или тебя «проводить»? — произносит с нажимом.

— Выгоняешь?

Не отвечает. Лишь нетерпеливо закручивает крышку.

Молча глотаю обиду. Он собирается уходить, и я неожиданно для самой себя, вскакиваю со стула.

— Подожди, — огибаю стол и замираю прямо перед ним, — Я…

Прожигает меня презрительным взглядом. От которого мороз ползёт по коже. Я пытаюсь собрать слова в одно простое, связное предложение, но ничего не выходит…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Кажется, я неприятна этому парню настолько, что даже просто стоять вот так напротив — ему не по душе.

— Проваливай отсюда, — вкрадчиво, по слогам.

Эта «просьба», произнесённая подобной интонацией, не оставляет никаких шансов на конструктивный диалог.

— Я уйду, но сначала ты ответишь на мои вопросы, Брукс, — смело заявляю я.

— Ты меня ни с кем не перепутала? — медленно растягивая слова, подходит на шаг ближе.

В глазах — неприятие, враждебность. В какой-то степени даже отвращение.

Это меня ломает.

— Поговори со мной, — прошу, едва сдерживая подступившие слёзы и робко дотрагиваюсь до его руки.

— Иди домой, Смит! — раздражённо сбрасывает мою ладонь и пытается обойти, но я настойчиво преграждаю ему путь.

— Я знаю, ты ведёшь себя так нарочно. Ты зол, обижен и сейчас ненавидишь меня, — запальчиво изъясняюсь я дрожащим от волнения голосом. — Но ведь я по глупости всего лишь…

— Зол? Обижен? — Брукс открыто смеётся надо мной. — Ты серьёзно? С чего бы?

Пьяным он нравится мне гораздо больше. Хотя бы потому что в отсутствии постоянного контроля над собой раскрываются его настоящие эмоции.

— Признай: тебе было неприятно наблюдать за тем, что происходило в клубе, — отчаянным шёпотом отвечаю я.

Сперва он никак не реагирует, но потом вдруг резко толкает меня к стене. Я непроизвольно зажмуриваюсь.

— Ты ***** что о себе возомнила? — зажимает в кулаке собранные волосы и тянет, вынуждая запрокинуть голову.

— Я лишь хочу услышать правду. Тебя ведь это задело, верно? — прямо в его губы выдыхаю я, стараясь не обращать внимания на ноющее от его пальцев плечо. — Просто скажи это, Рид.

Медленно склоняет голову к моему уху.

— Хоть раз скажи…

— Мне плевать на тебя, Смит, — произносит голосом, сухим как лёд.

— Это не так, — уверяю я скорее себя, чем его и отрицательно качаю головой.

— Поверь, это так, — резко разжимает пальцы.

Делает шаг в сторону, но я в порыве отчаяния опять цепляюсь за его руки.

— Объясни мне, пожалуйста, объясни! — сбивчиво повторяю, пытаясь справиться с собой.

Меня трясёт. Нервы натянуты, как струна. От него веет арктическим холодом. Я не могу принять это, ведь ещё вчера мне казалось, что между нами до сих пор что-то есть…

Однако уже сегодня Рид смотрит на меня с неприкрытой агрессией и неприязнью.

— Давай поясню, Смит. В какой-то момент идея нагнуть тебя казалась заманчивой, ведь ты и сама вроде как не была против, — напирая на меня, с лютой яростью в глазах, цедит он. — Но вот в чём дело… мне больше это неинтересно.

Он словно толкает меня спиной на колючую проволоку. Его слова ранят так глубоко, что я до крови закусываю нижнюю губу, пытаясь убедить себя в том, что всё это — лишь глупая бравада.

— Тебе любопытно узнать, что я чувствую? — хладнокровно продолжает Рид, вышибая из меня остатки самоуважения. — Ты мне неприятна, поняла?

Уничтожает очередной фразой, брошенной с такой легкостью, что становится всё труднее вбирать лёгкими кислород.

— Гораздо сильнее, чем когда-либо. В разы, Смит. Одиннадцать по десятибалльной шкале.

По моим щекам давно текут горячие слёзы, а пальцы всё ещё упрямо сжимают его предплечья.

— Мне противно даже стоять с тобой рядом, потому что ты — самое большое разочарование в моей жизни, — забивая гвозди в крышку моего гроба, произносит Брукс.

Я растерянно опускаю руки. Он только что бездушно смешал меня с грязью, и выглядит при этом абсолютно умиротворённым. Как можно быть таким жестоким и непробиваемым? Неужели не понимает, что я всего лишь навсего хотела убедиться в том, что небезразлична ему…

— Прости меня, — задыхаясь, только и могу вымолвить я. — Но ты сам виноват…

— Уходи, и больше ни слова о том, что было, поняла? Выкинь всё это дерьмо из своей глупой головы, бестолочь, — высокомерно заявляет он.

Как безвольную куклу отодвигает меня в сторону и уходит.

Растоптал, не жалея…

Сердце обливается кровью. Но вопреки всему, я всё ещё готова поступиться своей гордостью. А потому поднимаюсь по ступенькам наверх и захожу к нему в комнату.

Засовывает в карман телефон. Надевает футболку и берёт с тумбочки ключи от дома.

Направляется в мою сторону.

— Отойди, — требует сурово.

Я пытаюсь отыскать в его глазах хоть что-нибудь. Но, увы, кроме горящего адским огнём пренебрежения, в них нет ничего…

Липкое, пугающее неизбежностью чувство потери и жгучая безнадёга заставляют меня порывисто обнять его за шею и прижаться к нему всем телом, в голос зарыдав от бессилия.

— Прошу, прости, — давясь собственными слезами, молю я.

Необъяснимая тревога заполняет каждую клеточку. Будто я, наконец, понимаю: это действительно всё. Конец.

И в дурацкой игре, целью которой было вывести его на ревность, я по-крупному проиграла, притом самой себе.