Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Бретт ответила не сразу.

– Пожалуй, вы правы, – наконец тихо проговорила она. – Никто не хочет, чтобы ему показывали его заблуждения, – это тяжелый и опасный путь.

– Но единственный. Другой ведет во тьму. Вы этого хотите?

– Нет… нет! Но…

Бретт неловко замолчала, не сумев найти аргументы. Ну почему, почему он постоянно взывает к ее совести? Да и не только он – его подопечные тоже. Желтые, коричневые, иссиня-черные, они занимаются этим каждый день, вынуждая ее подвергать сомнению твердые принципы ее отца относительно правильности самой рабовладельческой системы; задавать себе те вопросы, которые Купер осмеливался бросать в лицо Тиллету Мэйну. Только Браун не знал, что горечь и боль от крушения прежних убеждений уже терзали ее, и она злилась на него за то, что он своими разговорами лишь подстегивал их еще больше.

Словно почувствовав ее настроение, Браун мягко сказал:

– Нам лучше прекратить этот разговор, пока мы всерьез не поссорились.

– Да.

– Вы же знаете, я хочу остаться вашим другом. И не только потому, что вы хорошая женщина, но и потому, что нам осталось покрасить еще две стены в нашей школе. Вы отлично управляетесь с кистью. Уверены, что в вашем роду не было рабов?

– Вы просто несносны, – невольно рассмеялась Бретт.

– И рано или поздно добьюсь того, что вы измените свои взгляды. Ваш расчудесный муж вас просто не узнает, когда вернется домой, после того как они распустят армию и отправят по домам всех этих несчастных белых страдальцев, которым пришлось – о ужас! – служить бок о бок с ниггерами. Вот что я вам скажу… – уже без улыбки добавил он, щурясь на солнце. – Этой стране лучше научиться жить рядом с ниггерами, потому что я не хочу повторить судьбу Дреда Скотта. Ни за что. И большинство моего народа чувствует то же самое. Наши цепи вот-вот падут – и реальные, и невидимые. Клянусь Богом – или цепи порвутся, или страна запылает в огне!

– Может случиться и то и другое, Сципион, – тихо откликнулась Бретт.

– Да, может… – так же тихо сказал он. – Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.

Она вдруг вздрогнула, внезапно и со всей отчетливостью осознав, что Браун прав насчет свободы. Она поняла, что с этой минуты никогда уже не будет прежней, чувствуя пока еще слабую, но все же уверенность, а еще грусть и сентиментальное желание вернуться в старые времена и страх перед будущим. У нее было такое чувство, словно она предает кого-то или что-то, но не может – или не хочет – это изменить. Сегодняшний спор стал мильным столбом на дороге, о которой они говорили. И пути назад на ней не было.

– Но! – дернув поводьями, крикнул Браун лошадям, и коляска покатила быстрее.

– Значит, вы уверены, – сказал рыжебородый мужчина с пистолетом в кобуре под сюртуком, – что сможете помочь нашему особому бюро выполнять задачи, которые я перечислил?

– Безусловно, полковник Бейкер.

– Я тоже, мистер Дейтон. Я тоже.

У Бента закружилась голова. И не только потому, что после нескольких недель ожидания успех был наконец достигнут. Уже наступил март – Бейкер трижды откладывал их встречу, ссылаясь на неотложные обстоятельства. Голова у Бента кружилась еще и от голода. Собственные деньги у него давно закончились, и он был вынужден занять небольшую сумму у Диллса. Чтобы они быстро не исчезли, он ел только дважды в день.

У Лафайета Бейкера была фигура портового грузчика и глаза хорька. На вид Бент дал бы ему лет тридцать пять. Весь последний час Бейкер сначала задавал вопросы, за которыми последовал длинный монолог о его прошлом, о том, какую работу он выполнял для изгнанного Кэмерона и о его высочайшем уважении к взглядам и методам Стэнтона. Пятнадцать минут он с гордостью посвятил тому периоду своей биографии, когда в 1850-х он был членом «комитета бдительности» в Сан-Франциско, очищая город от преступников с помощью пуль и веревок. На письменном столе между Бейкером и его гостем лежала великолепная трость из калифорнийской манзаниты с чеканкой из золота и куском золотистого кварца в набалдашнике, который окружали девять камней поменьше – все из разных рудников, как пояснил Бейкер. Это был подарок от одного благодарного торговца из Сан-Франциско.

– Не устану повторять, что главная задача этого бюро – находить и наказывать предателей. Я выполняю эту задачу, используя методы человека, чья жизнь вызывает у меня восхищение.

Он взял трость и ткнул ею в портрет на стене. Бент уже заметил его раньше – это было единственное украшение по-монашески скромного кабинета. На дагеротипе был запечатлен суровый мужчина в маленьких очках на кончике носа.

– Это величайший из всех детективов – Видок, из парижской полиции. Знаете о нем?

– Только слышал имя.

– В ранней юности он сам был преступником. Но потом исправился и возненавидел тот класс, из которого вышел. Вы должны прочесть его мемуары, Дейтон. Они не только невероятно интересны, но и познавательны. У Видока был очень простой и эффективный принцип, которого придерживаюсь и я. – Бейкер провел ладонью по рукояти трости. – «Лучше схватить и посадить сотню невиновных, чем позволить ускользнуть одному виноватому».

– С этим я согласен, сэр. – Бент уже не просто хотел получить работу, а горел искренним желанием служить у Бейкера.

– Надеюсь, потому что в моем бюро продуктивно смогут работать только те, кто готов следовать этому принципу. Мы делаем жизненно важную работу здесь, в столице, но также предоставляем особые услуги повсюду. – Маленькие непроницаемые глазки Бейкера уставились на посетителя. – Прежде чем принять вас на службу в Вашингтоне, я бы хотел испытать ваше рвение. Вы готовы?

Бент испугался, но ему не оставалось ничего другого, как только кивнуть.

– Блестяще. Сержант Брандт включит вас в нашу платежную ведомость, ну а я сообщу вам ваше первое задание прямо сейчас. – (Под его немигающим взглядом Бент поежился.) – Вы отправитесь в Виргинию, мистер Дейтон. В тыл врага.

Уже почти месяц они жили все вместе в одной-единственной комнате, четырнадцать на четырнадцать футов, которую Юдифь разделила, повесив одеяла вокруг тюфяка Мари-Луизы и таким образом обеспечив девочке некоторое уединение.

В переполненном городе им повезло уже в том, что они вообще смогли получить хоть какое-то жилье. Нашел комнату старший офицер форта Фишер; у нее было одно достоинство – два окна, выходившие на реку. Купер просиживал перед ними часами, укрыв ноги одеялом; его плечи сгорбились, лицо осунулось и посерело после пневмонии, которая две недели держала его на волосок от смерти. Известие о том, что Эштон была совладелицей «Уотер Уитч», что-то надломило в нем, но гибель сына стала настоящим горем.

В ту ночь, когда погиб Джуда, Мэйны, с трудом преодолевая прибой, наконец достигли берега и в изнеможении упали на песок, освещенный луной, в двух милях от земляной насыпи, которая защищала устье реки. Других выживших на берегу не было.