Артания - Юрий Никитин

Земля стала твердой и сухой. Мох исчез, деревья вытянулись,ветви поднимаются все выше, а сами стволы деревьев почти здоровые, без жуткихнаростов, трещин и покрученных страшными болезнями ветвей…

Деревья расступились как-то сразу, неожиданно, как стражипокоев тцара перед господином. Он на бегу ухватился за ствол, удержался наместе, страшась выбежать на пугающее открытое пространство.

Поляна страшила огромностью. Дальние края тонут в нездоровомбелесом тумане, а в самой середине прямо из земли торчат коричневые домики.Земля тоже вся коричневая, словно истоптанная стотысячным табуном так, что неосталось травы, истоптанная даже не до голой земли, а до самой глины, вязкой,коричневой, мертвой, из которой только кувшины да кирпичи на обжиг…

А вверху, Придон боялся поверить своим глазам, настоящеенебо. С низкими тучами, серое, грязное, вот-вот прольется мелким гадким дождем,но все же не осточертевшее переплетение зеленых веток, откуда сыплется всякаягадость.

Цветок налетела, боднула в спину. Он слышал ее тоненькийвскрик.

– Придон, – прошептала она ему прямо в ухо. –Это что?

– Люди, – ответил он. – Деревня.

– Но как…

– Здесь живут в глине, – ответил он. –Понимаешь? Вы живете в дереве… в дуплах или в шалашах из веток, а эти живут вдуплах из глины. Не поняла?.. Люди вообще везде и во всем живут. В каменныхпещерах, на судах…

Он прикусил язык, Цветок или не поверит, или замучитрасспросами об этих таинственных и непонятных пещерах или судах. Сердцеколотится, в голове накалилось, как железо в горящем горне.

– Ну, – выдохнул он. – Пойдем, не бойся! Тыне поверишь, но я родился на поляне, что в сто тысяч раз больше этой…

Ее пальцы дрожали в его ладони. Он почти тащил ее,замирающую от ужаса. Не верит, успел подумать, что на свете могут быть поляны,подобные этой. Эх, увидела бы его бескрайнюю Степь!

Земля непривычно больно стучала в голые пятки. Твердая каккамень, она показалась Придону чересчур теплой. А чем ближе подходили кдомикам, тем земля становилась суше и горячее. От ступней начал разлетатьсястранный белесый пух. Ноздри уловили давно забытый запах. Придон готов былпоклясться, что это пепел.

– Я боюсь, – неожиданно сказала за его спинойЦветок. – Я боюсь.

– Не бойся, – ответил он и осекся.

Издали, когда видишь деревню, сразу замечаешь и стада,повозки, гусей на лугу, работающих людей, а когда еще ближе, в ушах начинаетзвенеть от звонкого гвалта детворы. Эти звереныши носятся, визжат, кувыркаются,вопят, ездят друг на друге, дерутся, хохочут, лезут во все дыры…

От этой деревни веет могильным покоем. Мертвая тишина.

Он приблизился, шел настороженно, оглядывался на каждомшагу. Странные дома – без ограды, без сараев, конюшен, амбаров, курятников.Ладно, пусть кто-то учинил набег, все угнал и всех перебил, но где же поля,колодцы, огороды? Где неизбежные загоны для скота?

Цветок шла притихшая. Она не знала, что такое загоны дляскота, но и ей, как видел Придон, было не по себе. Очень не по себе.

Медленно темнело. Сквозь такие тучи луна не пробьется,Придон ускорил шаг. Ноги от усталости стали тяжелыми, как две колоды, животприлип к спине. Цветок тихонько поскуливала сзади.

Окна первого дома зияли пустотой. Придон заглянул, крикнулдважды, есть ли кто живой, и, не дожидаясь отклика, поспешил к другому. Сновапокричал, толкнул дверь. Не заперто, отворилась с приятно скрежещущим сухимзвуком.

Пусто, глаза к полумраку привыкают медленно, он едва-едваразличал перевернутые лавки, сдвинутый к стене стол. Очаг разрушен грубо ибессмысленно, тяжелые камни исчезли, осталась только скрепляющая их глина… Ахда, камни здесь редкость, потому – ценность… Даже если простой гранит илипесчаник.

В третьем доме ему почудилось движение. Осторожно заглянул.В совершенно пустой комнате: ни стола, ни лавок, ни даже паутины на поперечнойбалке – на плотно утоптанном глиняном полу лежал вниз лицом человек.

Придон вошел осторожно. Сердце колотится так, как не стучалодаже в часы самых жарких схваток. Человек не двигается, хотя, как почему-торешил Придон, не спит. Не мертв, не спит, даже бока не раздуваются, как улюбого живого, но жив, каким-то образом следит за ними…

– Я зашел с миром, – еле выговорил он. – Сомной женщина… Мы устали и просим ночлега.

Человек не шевелился. Лица Придон не видел, но не проходилоощущение, что за ним наблюдают. Когда он отвел взгляд и оглядел стены,показалось, что человек бросил на него быстрый взгляд, хотя краем глаза неуловил ни малейшего движения.

Цветок сказала с порога дрожащим голосом:

– Уйдем отсюда. Мне страшно. Мне очень страшно. Зналабы ты, подумал он зло, как трясет меня от макушки до пяток, но ответилхрипловатым мужественным голосом:

– Пожалуй, заглянем к его соседям.

В следующем доме оказалось так же пусто. Цветок уже непоскуливала, а тихонько подвывала. Придон переходил от дома к дому. Еще в двухобнаружил людей, но все спали мертвым сном. Осмелев, он пробовал трясти, будил,но ни один не шелохнулся.

– Колдовство, – проговорил он сдавленнымголосом. – Черт, как я не люблю колдовство!

– Что такое… Он отмахнулся.

– Похоже, придется ночевать без ужина.

– Я смогу, – пообещала она. – Я поела, когдапошла за тобой.

Последний дом выглядел смятым, словно с небес дотянулсяогромный кулак и легонько стукнул по крыше. Дом из мокрой глины перекосило,изогнуло, стены в складках, сейчас уже твердых, застывших.

Придон обошел опасливо, дальше ровная твердая земля, а вдалиосточертевшая зеленая стена. Цветок легонько вскрикнула, Придон проследил за еевзглядом.

В трех шагах от дома лежал на спине и смотрел в неболохматый человек. Длинная борода и волосы не просто касаются земли, а словновросли в нее. Холодок пробежал по спине Придона: пальцы лежащего до половины вземле. Но не видно валиков вокруг пальцев, когда вот так втыкаешь в песок илимягкую землю. Да и пятки погрузились в землю…

Цветок вздрагивала, но послушно шла следом. В самом крайнемдоме, что без крыши, Придон заметил еще одного лежащего, обошел со всех сторон.Этот тоже лицом вверх, хотя, правда, глаза невидящие, вроде бы и не смотрит, аесли и видит что, то небо, только небо. Хмурое, в тучах, зависло на вершинахдеревьев, вот даже верхушки тонут в серо-грязном тумане. Но все же там небо.

– Ты не спишь, – определил Придон. – Еслислышишь меня, кивни… Ладно, не можешь кивнуть, моргни. Или у тебя глаза как урыбы? У ящериц тоже не закрываются… Нет, закрываются. Скажи, где здесь можноперебыть ночь под крышей. Хорошо бы еще и поесть.