Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

— Гольфстрим называют «печкой Европы». Почему?

— Такое сравнение вполне уместно. Помните, как мы страдали от жары, когда «Йоми Мару» шел по Карибскому морю и Мексиканскому заливу? Мало того, что солнце там безжалостно. Туда попадает еще и вода, нагретая на экваторе. А потом она устремляется на север через пролив между Кубой и Флоридой. Температура и скорость огромного потока настолько высоки, что он не успевает остыть. И доносит до европейского севера тепло экватора. Вот почему в Лондоне, Стокгольме, Брюсселе, Роттердаме и в нашем Питере такая мягкая зима.

— А Мурманск — незамерзающий порт… — Это дополнение сделал Борис Моржов.

Петя Александров тоже приберег свой вопрос:

— Можно ли благодаря течению скорей попасть в Европу?

— Американские моряки пользуются этим. Суда из Нового Света приходят в Англию на день-два раньше, тем самым экономя время и уголь.

— А наше судно?..

— Насколько мне известно, капитан Каяхара и его старший помощник впервые в этих местах. Надо спросить у них.

Но самый интересный вопрос был задан Виталием Запольским:

— Если положить в бутылку записку, а бутылку бросить в Гольфстрим с кубинского берега, попадет она в Европу? А может, и в наш Петроград?

— А почему бы нет? Все возможно в этом мире. Ведь приносит Гольфстрим к берегам Европы стволы красного дерева и многое другое… Некоторые из этих предметов можно увидеть в морских музеях.

В конце каждого урока Френкель обычно рассказывает какую-нибудь притчу. Не стал исключением и сегодняшний день.

— …Это произошло в прошлом веке, когда европейцы осваивали Северную Америку. Земли было достаточно. И каждый выбирал для своей семьи подходящее место.

Один из колонистов, назовем его Томасом, остановил свой фургон у невысокого холма. Ему приглянулись и лес, и река, и пастбище.

— Тут и поселимся, — сказал Томас своему брату. — Освобождай лошадей от упряжи.

Неожиданно из леса вышли несколько индейцев во главе с вождем, которого звали Ястребиный Глаз.

— Что хотят бледнолицые? — спросил он.

— Хотим здесь жить.

— Ну что же, места хватит всем.

— Нам нужно много земли…

— Как много? — спросил индеец.

— Вон до тех гор, — показал Томас.

Ястребиному Глазу не понравились эти слова. Но Томас настаивал на своем.

— Хорошо, бледнолицый брат, — подумав, согласился вождь. — Дам тебе землю. Сколько сможешь обойти за день — все твое. Завтра с восходом отправишься в сторону гор. Но вечером, когда солнце коснется горизонта, буду ждать тебя на этом самом месте.

Так все и было. На следующий день в путь отправились три человека — Томас и два индейских воина. Томас не давал отдыха ни себе, ни индейцам. Он хотел прихватить как можно больше земли. Его глаза горели от жадности.

К заходу солнца, обойдя большой круг, Томас вернулся к своему фургону. Но здесь сердце не выдержало, и он упал бездыханный.

Ястребиный Глаз постоял молча над трупом. А затем поднял копье и очертил вокруг него линию.

— Вот сколько человеку земли надо, — сказал он и ушел. А вместе с ним и его воины.

— Я читал похожий рассказ Льва Толстого, — сказал Леонид Дейбнер. — Только действие там происходит не в Америке, а в Башкирии.

— Очень хорошо, что ты вспомнил Толстого, — похвалил Френкель. — Такой сюжет есть и в одной из украинских сказок. И даже у греческого историка Геродота. О чем говорят такие совпадения? Как вы думаете?

— О том, что в разные времена и у разных народов осуждалась человеческая жадность, — ответила первой Ксения Амелина.

— А среди вас есть жадные дети?

— Есть, есть! — поднялось сразу несколько рук.

— И кто же это?

— Те, кто в Панамском канале приносил в трюм много апельсинов и манго. Куда больше, чем можно съесть. Они даже стали портиться.

Вечером Райли Аллен, стоя на ходовом мостике рядом с капитаном, пересказал ему притчу о жадном поселенце.

— Назидательная история, — ответил Каяхара. — Человек ненасытен. Ему всего мало. Вот сейчас мы свободно плывем по океану. Но уверен, к концу столетия морские карты расчертят вдоль и поперек. Появятся не только сухопутные, но и морские границы.

— Но это повредит мореплаванию и торговле. Не преувеличиваете, капитан?

— Уже вижу этому начало. Военные суда патрулируют не только вдоль собственного побережья, но и ведут себя как хозяева в международных водах. Знаете, что это напоминает?

— Да, капитан…

— Животных, которые метят свой участок.

15 сентября 1920 г. Среда.

Атлантический океан.

Расстояние, пройденное с полудня 14 сентября до полудня 15 сентября, — 235 миль. Средняя скорость — 9,9 мили в час. Пройдено: от Нью-Йорка — 797 миль, от Владивостока — 10901 миля. Расход угля — 55 тонн.

Потребление воды (котел и кухня) — 93 тонны.

* * *

В 19.30 умерла русская воспитательница Мария Леонова — (№ 833). Она скончалась в результате мастоидита (гнойное воспаление среднего уха).

Из судового журнала «Йоми Мару».

На пароходе два журнала. Один из них заполняет вахтенный штурман. Другой ведет начальник детской колонии.

Записи полковника Аллена сухи и лаконичны, как бухгалтерская книга. Терпеливо день за днем, иногда час за часом ведет он судовую летопись, избегая красочных деталей, стараясь быть беспристрастным и предельно объективным.

В открытом море дни похожи один на другой. Почти близнецы. День 15 сентября тоже не предвещает ничего нового. Вот почему Аллен отступает от заведенного порядка и делает запись заблаговременно. Сразу после обеда, а не вечером. После ужина Аллен пойдет к Марии. Она просила почитать ей что-нибудь перед сном. На глаза ему попалась книга Майна Рида о жизни маронской общины на Ямайке. Это должно ей понравиться.

Стемнело, когда Аллен покинул каюту. По привычке подняв глаза, он увидел, что на мачте зажегся огонь.

— Мистер Аллен! — К нему шла, размахивая руками, медсестра Елена Домерчикова. — Очень срочно! Меня послал за вами Коултер.

— Что-то случилось?

— Марии стало хуже.

В палате, кроме Коултера, находилась Флоренс Фармер. Вскоре подошел и Девисон. Они хлопотали у постели больной, бросая друг другу торопливые фразы, смысл которых не был понятен Аллену.

Он хотел подойти к Марии, но его не пустили. Попросили не мешать.