Мэрилин Монро - Дональд Спото

В декабре Мэрилин вернулась к ежедневным встречам с Марианной Крис и к занятиям в Актерской студии, которой она пожертвовала тысячу долларов. Как всегда, актриса делилась своими ресурсами с другими, да и прошедший год был, что ни говори, превосходным: она только что получила очередную порцию гонорара в размере почти пятидесяти тысяч долларов за «Некоторые любят погорячее» и вдвое более высокую сумму как часть вознаграждения за «Неприкаянных» (его полный размер составлял триста тысяч и охватывал как актерский гонорар, так и просто невероятные деньги за участие в сопродюсерстве). Однако с такими доходами Мэрилин попала в девяностопроцентную налоговую «вилку» и в конце года с удивлением констатировала, что сбережений у нее очень мало. Нью-йоркский адвокат актрисы Аарон Фрош не взял с нее ни гроша за подготовку документов, связанных с разводом.

Рождество I960 года она провела весьма спокойно — со Страсбергами, слушая музыку и попивая шампанское; как вспоминают Сьюзен и Ральф, актриса прямо валилась с ног от усталости. Однако она не забыла о детях своих бывших мужей. «Я очень горжусь ими», — сказала Мэрилин про Джо Ди Маджио-младшего и про Роберта и Джейн Эллен Миллеров, которые получили от нее рождественские подарки и открытки со словами любви. «Они тоже родом из разбитых семей, — пояснила актриса приехавшему из Англии литератору, — и я, мне кажется, в состоянии понять их. Я всегда повторяла этим детям, что не хочу быть им ни матерью, ни мачехой — в конце концов, их настоящие матери живы. Мне хочется быть для них подругой. Только время могло показать, удастся ли это, и они должны были дать мне немного времени. Я очень ценю их». И они ее ценили, потому что никогда не переслали питать к Мэрилин сердечные чувства. Сестра Джо и отец Артура тоже остались с Мэрилин в самых дружественных отношениях.

Праздники временно подняли у актрисы расположение духа — ее, как и всю страну, под конец 1960 года охватил оптимизм. Победила молодость и витальность, чувство юмора и вера в силу и весомость поставленной перед собой цели[428]. Мэрилин и Америка последовали примеру новоизбранного президента США Джона Ф. Кеннеди, который лучился счастьем, юмором и энтузиазмом, и разделили его настроение.

«Я стараюсь найти себя, — сказала Мэрилин одному дружественному журналисту, — и самое лучшее, что я могу сделать в этом направлении, — это постараться доказать самой себе, что я действительно актриса. И у меня есть надежда сделать это. Мне важна работа. Только на нее и можно опираться в этой жизни. Если говорить напрямую, без обиняков и экивоков, то у меня, пожалуй, есть только надстройка, а базиса — никакого. Сейчас я как раз работаю над базисом».

Стремясь забыть обо всем том тяжелом и неприятном, что довелось пережить во время реализации «Неприкаянных», и компенсировать распад брачного союза каким-то новым занятием, Мэрилин совместно с Ли Страсбергом предложила переделать для телевидения «Дождь» Сомерсета Моэма — довольно обширное повествование о некой Сэди Томпсон[429]. На письмо актрисы, информирующее писателя об этих планах. Моэм прислал ответ с французской Ривьеры, где у него был свой особняк. Тронутый и довольный тем, что звезда хочет сыграть Сэди, он высказал уверенность, что Мэрилин будет «великолепна», и вместе с выражением горячей поддержки проекта прислал ей наилучшие пожелания и слова восхищения.

Начатые в январе переговоры о создании телевизионного фильма поначалу протекали гладко. Фред Марч[430]согласился исполнить главную мужскую роль мучимого сомнениями, замкнутого и обозленного миссионера, преподобного Дэвидсона, а его супруга Флоренс Элдридж должна была играть миссис Дэвидсон. Договор с телекомпанией NBC, которая в то время регулярно показывала телевизионные версии классических пьес, был уже почти подписан. Однако режиссером представления непременно хотел быть Страсберг, и указанное требование стало яблоком раздора, поскольку руководство компании не хотело с ним согласиться. И хоть боссы телестудии страстно жаждали заполучить Мэрилин, Страсберг их не устраивал — они хотели поручить постановку какому-нибудь опытному кино- или телевизионному режиссеру и предлагали Мэрилин провести совещание по указанному вопросу.

Ли Страсберг был взбешен тем, что его отвергли, а Мэрилин, как всегда, лояльная (а еще, пожалуй, убежденная, что под началом любого другого режиссера ей не сыграть так хорошо), поддержала своего наставника. Ли, любивший поговорить о независимости актеров, на этот раз отнюдь не призывал Мэрилин пойти собственным путем; напротив, он считал «Дождь» их совместным проектом и несколько позднее от имени их двоих отказался от реализации данного фильма[431].

Ли был также внесен в новое завещание Мэрилин — составленный 14 января 1961 года ничем не примечательный документ объемом в три страницы, в котором нашел отражение недавний фактически уже состоявшийся развод актрисы. На сей раз Мэрилин выделила по десять тысяч долларов своей единокровной сестре Бернис Миракль и секретарю Мэй Райс, а Ростенам отказывала пять тысяч долларов с оговоркой, что их надлежит использовать для обучения их дочери Патрисии. Одежду и личные вещи она оставляла Ли Страсбергу, и «в соответствии с моим желанием он должен раздать их моим друзьям, коллегам и тем, кому я предана». Кроме того, создавался трастовый фонд в размере сто тысяч долларов, из которого ежегодно должно было выделяться минимум пять тысяч долларов для ухода за Глэдис и две с половиной тысячи — в тех же целях для вдовы Михаила Чехова. Двадцать пять процентов остального имущества должна была получить Марианна Крис «с целью оказания помощи выбранным ею психиатрическим организациям или обществам», а семьдесят пять процентов наследовал Ли Страсберг[432].