Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева

и ему сводки и заявки сдавать. Так что, всё остальное пока побоку. Но он их — трепача и писаку — ещё встретит, Огонь справедлив и даст ему шанс.

* * *

Аргат. Резиденция

574 год

Зима

6 декада

5 день

Есть частое, есть обыденное и рутинное, ожидаемое и неизменное, а есть и неожиданное. Но присмотришься, подумаешь и поймёшь, что это — та же самая обыденность и рутина. А бывает… Да, такого у него ещё не было. И насколько он знает, у его непосредственного предшественника тоже. Личное приглашение на личную и сугубо конфиденциальную встречу и беседу. Место и время определяет пригласивший. Енот на всякий случай проверил по своему ежедневнику, да, точно вписывается в «окно», предусмотренное именно для таких спонтанных и неожиданных дел. Но другого и быть не могло. Храм — слишком серьёзная… организация, чтобы допускать нестыковки и прочие случайности. Так что… так что пора.

Он захлопнул ежедневник, прошёлся взглядом по безукоризненно убранному столу в личном кабинете и вышел.

Пустынный коридор, мягкий достаточно яркий, но не режущий глаза свет, глушащие шаги циновки. А вот и нужная безымянная и безномерная дверь с аккуратно прикреплённым на уровне лица листком с эмблемой Огня. Но это не дверь внутреннего маленького, практически тоже личного Храма, это… шагнул, так иди, и Огонь тебе в помощь и защиту.

Казавшаяся на первый взгляд монолитной, светлая — под тон стен — гладкая дверь вдруг разделилась по горизонтали, половинки уползли вверх и вниз. Енот, перешагнул порог и оказался в плотной темноте.

Впереди вспыхнул яркий, но не режущий глаза огонёк. Что ты к Огню, что Огонь к тебе. Вперёд и не оглядывайся, обратного пути не будет.

Вдруг узкий — двое с трудом разойдутся — тёмный коридор резко расширился и стал залом с круглым столом-очагом в центре, погас, вернее, исчез огонёк-маяк, но загорелось невысокое, чтобы не слепило сидящих за столом, но достаточно сильное пламя в очаге, и из темноты выступил человек в простом одеянии храмовника с опущенным на лицо капюшоном. Одновременно они подошли к столу и сели на каменные тумбы напротив друг друга, не разделённые, а соединённые светом. Медленно поднялись очень белые руки с длинными тонкими пальцами и откинули капюшон. Енот склонил голову, молча приветствуя Хранителя Священного Огня. Беззвучно и синхронно шевеля губами, прочитали молитву Огню и застыли, пристально глядя в глаза… собеседника? Да, они собеседники, хотя ни слова ещё не произнесено, а соперники, союзники, противники или враги? Это и решится в разговоре.

Мгновения складывались, прессовались в доли, а они сидели и молчали, неотрывно глядя друг другу в глаза. И первым всё-таки заговорил Глава Храма, как, впрочем, и положено инициатору встречи.

— Другого варианта нет?

— Любой другой гибелен, — сразу ответил Глава Ургайи.

— Когда война?

— С согайнами в этом году, сезон уточняем. С айгринами… в зависимости от результатов этой.

— Придут добивать проигравшего, — усмехнулся храмовник.

Енот молча пожал плечами: явление настолько обыденное, что обсуждать тут нечего.

— И другого варианта не видно, — задумчиво повторил храмовник. — В войну он нас спасёт, согласен. А потом? Ты понимаешь, что обратного хода нет?

— Да, — кивнул Енот. — Решение стратегическое

Храмовник насмешливо хмыкнул.

— А что это конец ургоров, ты тоже понимаешь?

— Нет, — бесстрашно возразил Енот, чувствуя, что собеседник не спорит, а проверяет свои выкладки. — Мы станем другими, но мы будем. При любом другом варианте нас просто не станет. И мы уже… не те, что пятьсот лет назад. Чистокровных мало, а те, что есть… вырожденцы.

И снова кивок и долгое, но уже согласное молчание.

— До войны мы можем не успеть, — не вопросом, а констатацией сказал Глава Храма.

Енот незаметно перевёл дыхание: сказано ключевое «мы». Он выиграл!

— То, что осталось, возможно и во время войны, — очень спокойно, не споря, а уточняя, ответил Глава Ургайи.

Снова кивок, беззвучная молитва Огню, и два человека одновременно встали, повернулись и разошлись каждый в свой коридор.

* * *

Дамхар

574 год

Зима

6 декада

5 день

Появление белого конверта в бардачке не удивило и не обрадовало. Да, в принципе, статья готова, ухнул в неё всё читанное, услышанное, увиденное и понятое. И всё, что знает об энергине, оно же «пойло» или «зелёнка», встало на место и к месту, а выводы пусть читатель додумывает. Как Кервин — да будет ему за Огнём тепло и светло — говорил: «Не додумывай за читателя. Так напиши, чтобы не ты сказал, а он сам выводы сделал. Тебе может и не поверить, а себе сразу». И Туал кивал, что намёк действует сильнее прямых и угрозы, и одобрения. И приводил примеры. С ума сойти, сколько и чего Туал знал, нет, знает, и если он в каких-то древних именах и напортачил, то Туал отредактирует, или в комментариях даст.

Ну, вот и готово. Лист в конверт, конверт в бардачок и в путь, водила. Маршрут он уже пересмотрел и подогнал, но ночевать в заведении не стоит — намного из графика выбьется. И обоснование… зыбкое: слишком частые заезды получаются. Так что? А перепихнуться наскоро, а можно и без этого, только пожрёт, это всегда к месту, и сразу в дорогу.

Гаор внимательно, даже придирчиво перечитал знакомый до буквы и запятой текст и вложил лист в конверт, конверт в бардачок и всё, пора. Ты ли к Огню, Огонь ли к тебе, но шагнул, так иди и не оборачивайся. А вот под ноги смотри, чтобы нужное сказать и лишнего не брякнуть. Всякая — нет, любая — да, любая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. И рабство развращает как рабовладельца, так и раба. Вот об этом и писал, во что безнаказанность с одной стороны и беззащитность с другой людей превращают. Что никого и ничего красота не спасает, на какой крови и грязи красота парадных залов и парков держится. И разврат по приказу хуже разврата по желанию. Ну, и по «зелёнке» прошёлся. Нет, всё на месте и лишнего не сказано. Ссылаться на Туала нельзя, потому и просто закавычил эти, слышанные от Туала и Кервина и понятые только сейчас удивительно точные и ёмкие фразы, а вот если кто их раньше говорил, то опять же Ту… а ну, заткнись, дурак, чего язык распустил, найдётся тот, кто знает и вставит нужные имена мыслителей, давно умерших и потому недосягаемых ни для какой сволочи.

Зимнее белое небо сверху, белые снега по сторонам, белая дорога