Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

* * *

Летом 1978 года я сломал левую щиколотку и полтора месяца провел с загипсованной от колена до пятки ногой. Причина была банальной: я просто поскользнулся на мокрой траве, перебрасываясь теннисным мячиком с маленькой дочерью моего приятеля. Кстати, став взрослой, она проиллюстрировала книгу, которую вы держите в руках! Как это известно любому, кто получал подобную травму, через несколько дней боль проходит, и человек быстро учится довольно энергично перемещаться на костылях. Но вот неудобства в выполнении самых обычных домашних дел в тяжелом гипсе способны вывести из себя. Я отвратительно чувствовал себя на людях. Мне пришлось найти самые старые из своих джинсов и разрезать одну штанину, закрепив ее булавками – только так она налезала на чертов гипс. Поскольку душ я принимать не мог, а залезть в ванну было крайне трудно, я чувствовал себя отвратительно грязным и с течением времени чувство это усиливалось.

С гипсом мне было крайне сложно усаживать Мамбл в ее клетку на балконе и забирать оттуда домой. На это уходило много времени, поэтому я решил оставлять ее в доме подольше. Как-то вечером в сентябре я отправился в соседний кинотеатр и на пару часов оставил Мамбл в квартире в одиночестве, предоставив в ее распоряжение коридор, ванную, кухню и гостиную. Когда в 22.30 я вернулся домой, сова исчезла.

Я облазил всю квартиру. Я звал ее, проверил все шкафы и уголки. К несчастью, оказалось, что я оставил на кухне приоткрытую форточку. Мамбл никогда не проявляла интереса к этому маленькому окошку, и я расслабился. Я понял, что моя сова улетела. Самое ужасное заключалось в том, что у нее почти не было шансов выжить в этом бетонном аду среди машин и людей, держаться поодаль от которых ее никто не учил. От ближайшего леса нас отделяло несколько километров. Кроме того, сову никто не научил выслеживать и ловить добычу. Сезон спаривания прошел, иначе Мамбл бы нашел самец, привлеченный ее криками, и научил бы охотиться. Я проклинал себя за глупость. Мне сразу же стало ясно, как сильно я буду скучать по своей сове одинокими вечерами. (Я всегда именно так реагирую на плохие новости – представляю себе самое худшее, что может случиться, и лишаю себя возможности справиться с ситуацией. Но когда выясняется, что все не так уж и плохо, я испытываю глубокое облегчение.)

Потеряв всякую надежду, я зажег весь свет в квартире и открыл все окна на случай, если сова неподалеку. Тогда она могла бы вернуться, если бы захотела. Но она никогда прежде не видела наш дом снаружи и не умела ориентироваться. Как она узнает одну освещенную клетку среди шестидесяти четырех таких же? Я вышел на улицу и обошел все соседние переулки. Я осмотрел все лестничные клетки, но сову так и не обнаружил. Да если бы и нашел, что я мог бы сделать? Я всегда боялся высоты. Я не смог бы выбраться на карниз, даже если бы на моей ноге не было гипса.

Я выглядывал из всех окон и свистел, пока у меня не онемели губы. Я надеялся, что Мамбл все же захочет поужинать. В конце концов я сдался и лег спать. Возле открытого окна я оставил цыпленка на веревочке и зажженную лампу. Во мне еще теплилась надежда, что Мамбл заметит единственное освещенное окно во всем доме и влетит в комнату.

* * *

Я долго не мог заснуть, но все же задремал. В два часа ночи я проснулся. Я просто не мог смириться с этой потерей, не сделав еще одной попытки. Я натянул многострадальные джинсы, втиснул ноги в мокасины, надел куртку и обошел всю квартиру, посвистывая и всматриваясь во все уголки. Ночь оказалась прохладной и ветреной. В соседних домах не горел свет, и весь квартал был погружен в темноту. По дороге изредка проезжали машины. Единственным шумом были крики пьяных, возвращавшихся из ночных клубов. Эти крики и привлекли мое внимание. Я посмотрел в ту сторону и в тусклом свете аварийного освещения на уровне земли разглядел маленький черный силуэт. Расправив крылья, сова парила между домами.

Наконец-то у меня появился шанс на успех. Я схватил фонарик, корзинку, в которой перевозил Мамбл, мешок с цыплятами и поковылял к лифту. (Костылями я уже не пользовался, но походкой напоминал плохого актера в роли пирата Джона Сильвера.) Как только я вышел на балкон с той стороны здания и свистнул, то сразу же услышал крик Мамбл. Я зажег фонарик, посветил вверх и увидел ее – она сидела на карнизе офисного здания, расположенного по соседству.

Следующие полтора часа были самыми напряженными в моей жизни. Я ходил взад-вперед вокруг здания, свистел и размахивал дохлым цыпленком. Естественно, что все это время я представлял себе худшее. Я боялся, что Мамбл это наскучит, она улетит, и я больше никогда ее не увижу. Я боялся, что кто-то из соседей проснется от моего свиста и света фонарика и сердито поинтересуется, что это за идиот бродит вокруг дома в такое время, размахивая дохлым цыпленком.

Жильцы могли вызвать полицию – я пытался не обращать внимания на ночного дежурного, силуэт которого виднелся в освещенном окне первого этажа офисного здания. Но больше всего я боялся того, что кто-нибудь из подвыпивших гостей соседнего ночного клуба, расположенного метрах в пятидесяти, решит зайти за угол, чтобы облегчиться в темноте. Я так и представлял себе наш разговор: «А че ты тут делаешь, парень? Пытаешься поймать сову? Эй, Стив! Стив! Этот тип на одной ноге пытается поймать сову… Давайте поможем ему, а?»

Мамбл все это время перебиралась с карниза на карниз. Я ее видел, но поймать не мог. Она смотрела на меня и тихо со мной разговаривала. Особенно ей понравилось место рядом с бойлерной – всего в трех метрах от меня. Если бы я не сломал ногу, то сумел бы добраться до нее. Мне пришлось выключить фонарик, чтобы разглядеть мелькание ее белой грудки на фоне темного здания. Она скрылась из вида, а потом уголком глаза я заметил что-то белое. Но оказалось, что тщетную надежду во мне пробудил обычный бумажный пакет. Раз или два Мамбл смотрела прямо на меня, свесив голову между лап. Казалось, она вот-вот спорхнет прямо на мое плечо – но потом ее отвлекал звук катящейся банки или шорох бумаги, и все начиналось снова. Я безумно устал и потерял надежду. Я то ругался на проклятую птицу, то, теряя ее из виду, вспоминал свою жизнь до ее появления и понимал, как одиноко мне будет жить без нее.

Примерно в половине четвертого, окончательно отчаявшись и опустив руки, я присел на край бетонной клумбы, чтобы дать отдых сломанной ноге. Нога, кстати, зверски разболелась. Я уже какое-то время не видел Мамбл. Слава богу, пьяные наконец-то разбрелись, и наступила полная тишина. Я поставил корзинку за спину, засунул в карман скользкого цыпленка, достал сигарету и зажигалку. И когда я наклонился, чтобы закурить, раздался щелчок. Это были когти Мамбл. Она сидела на железном поручне рядом со мной.

Сова находилась всего в метре от меня, наклонив голову, глядя прямо мне в глаза и тихо попискивая. Я бросил сигарету, вытащил из кармана цыпленка и протянул его сове, ласково приговаривая. Мамбл спрыгнула на корзинку и потянулась за ужином. Я затаил дыхание. Когда сова спрыгнула на землю, я позволил ей схватить цыпленка, но не выпустил его из рук. Птица раздраженно зачирикала и потянула цыпленка на себя. Я потянул в свою сторону. И вот наступил тот заветный момент, когда сова вместе с цыпленком оказалась в корзинке! И тут я захлопнул крышку!