Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

* * *

В первые дни нашей совместной жизни способ, с помощью которого Мамбл спрыгивала с двери гостиной, когда я проходил мимо, всегда производил на меня глубокое впечатление. Не изменив позы, этот пуховый шарик просто наклонялся вперед и уверенно катился в пространство, лишь слегка раскрыв крылья. При этом ей каким-то образом удавалось рухнуть прямо мне на плечо и приземлиться с тонким писком. Вспоминая собственный неудачный опыт заигрывания с парашютным спортом пару лет назад, я преисполнялся глубокой зависти к ее способностям и технике. Неудивительно, что я искал любую возможность, чтобы понаблюдать, как она летает. Процесс обучения занял определенное время. Поскольку ей никто не предлагал инструктора, который в любой момент мог бы взять управление на себя и избавить ее от катастрофических последствий во время неудачного полета, прошли недели, прежде чем она научилась летать правильно.

Взлеты и перелеты из точки в точку давались Мамбл легко. С прочной жердочки она подпрыгивала в воздух, делала взмах расправленными крыльями и сразу же достигала необходимой для полета скорости. Большой размах крыльев в сравнении с малым весом делал полет легким и плавным. (У сов нагрузка на крылья в три раза меньше, чем, скажем, у уток, которым приходится судорожно махать крыльями на «взлетной полосе», прежде чем оказаться в воздухе.) Когда сова набирала скорость, движения ее крыльев оказывались слишком быстрыми, чтобы я мог их рассмотреть. Но замедленная съемка полета неясыти показала мне, что длинные, заостренные основные перья на кончиках крыльев в конце движения вверх и вниз заворачиваются вперед, образуя своеобразные полумесяцы. Широкий, в целый метр, размах крыльев превращает тело совы в маленькую гондолу – голова устремлена вперед, а пышные перья на шее прижаты к телу. При взлете хвост совы сворачивается в узкую полоску, но потом раскрывается в округлый веер. Лапки сова поджимает и держит параллельно животу. Они почти не видны среди перьев, а когти спрятаны.

Несмотря на то, что первой осенью Мамбл вполне элегантно выполняла основные этапы полета, она нескоро научилась правильно приземляться. Первые ее приземления являли собой довольно жалкое зрелище. Она прекрасно взлетала на жердочку с земли, но никак не могла научиться столь же элегантно спускаться вниз. Проблема заключалась в сложности координации при переходе от горизонтальных к вертикальным движениям (точно так же молодые летчики с большим трудом овладевают непростой техникой посадки реактивных истребителей «Хокер-Харриер» с изменяемым направлением вектора тяги). И пока Мамбл не овладела этим искусством, она обычно летела на цель – свою жердочку, спинку кресла, настольную лампу – и со всего размаха билась об нее. Если цель была легкой, то сова порой просто сносила ее своим весом, издавая при этом короткий, тонкий писк.

Ее неопытность при посадке была особенно заметна, когда она забывала (а это случалось частенько) свой прежний опыт «ледяной посадки» на длинный мраморный журнальный столик. Мамбл подлетала к нему слишком быстро и под неправильным углом. Коснувшись поверхности, она просто скользила по ней, поскольку не могла зацепиться когтями. Сова отчаянно била крыльями и неловко распушала хвост, пытаясь затормозить. Заканчивалось все тем, что она падала с дальнего конца столика, как сломанный махолет из новостей начала ХХ века.

Как-то раз она несколько изменила эту ситуацию, попытавшись приземлиться на столик, где лежал рулон бумажных полотенец. По-видимому, сова сочла, что сумеет затормозить с его помощью – ведь он показался ей надежно закрепленным. Она с размаху налетела на него, выставив когти. Естественно, что под ударом быстро движущейся птицы весом примерно в полкило рулон начал разматываться и катиться вперед. Мамбл отчаянно захлопала крыльями и начала перебирать лапками, как плотогон на вращающемся под ним бревне. Кончилось все самым предсказуемым образом: и сова, и заметно уменьшившийся в объеме рулон рухнули со стола. Я не смог сдержать смеха, чем очень обидел свою любимицу (легко демонстрировать раздражение, когда с ног до головы покрыт пушистыми перьями).

* * *

Конечно, со временем Мамбл овладела искусством посадки. Путем проб и ошибок она научилась определять момент для замаха крыльями. Приблизившись к выбранному месту посадки, сова начинала переходить из горизонтального положения в вертикальное, вращаясь вокруг оси, проходящей через плечи. Одновременно она начинала загибать крылья вверх в «локтях и запястьях», придавая им L-образную форму и махая ими – направляя ведущую кромку вверх, чтобы увеличить угол «аэродинамического профиля». Одновременно Мамбл направляла хвост вниз, как своеобразный вертикальный веер. Наклон замедлял ток воздуха над верхней поверхностью крыльев, тем самым ослабляя поддержку снизу, а хвост-веер выполнял роль воздушного тормоза и уменьшал скорость движения вперед. В тот момент, когда ток воздуха над крылом замедляется, самолет может замереть и рухнуть с неба. Но в критический момент Мамбл расправляла перья крылышек (такая часть крыла) вдоль ведущей кромки крыльев, тем самым увеличивая скорость тока воздуха и увеличивая площадь крыла – ту же роль в самолетах выполняют закрылки, действие которых пассажиры прекрасно видят, когда самолет заходит на посадку.

А сова выпрямляла лапки и направляла их вперед перед своим почти вертикально расположенным телом. Пальцы с когтями она растопыривала, чтобы увеличить площадь посадки. В момент касания вертикальная скорость исчезала, но скорость движения вперед все еще сохранялась – обычно сова падала, как вертолет. Но в удачные моменты она стремительно приземлялась, как опытный пилот скоростного истребителя. Как бы то ни было, сначала она касалась своей жердочки жесткими, узловатыми ступнями, и в этот момент в действие вступали когти, обеспечивая надежное сцепление с поверхностью.

Когда сова охотится, а не приземляется, она горизонтально расправляет крылья и выставляет лапки. Скорость уменьшается, но сова не падает с неба. Она держит лапки выставленными вперед до последней секунды, хватает добычу и со следующим взмахом крыльев взмывает в небо. Когда сова охотится в темноте, полагаясь на слух, а не на зрение, она находит добычу так же уверенно. По звукам вычислив, где находится добыча, сова поворачивает голову в том направлении и парит над этим местом с вытянутыми лапами. Достаточно малейшего звука, чтобы она точно определила расстояние до цели. Сова откидывает голову, расправляет крылья, выставляет когти и наносит смертельный удар.

* * *

Как-то я сделал неожиданное открытие: Мамбл, находясь на полу, расправила крылья и использовала их как опору. Впервые я заметил это, когда она играла на застеленном пленкой диване. Но ярче всего это проявилось, когда она как-то вечером приземлилась на натянутые над ванной веревки для белья. Привлеченный яростным чириканьем, я зашел в ванную и увидел, как она пытается справиться с качающимися под ее весом веревками. Она приземлилась сразу на все четыре – за две ухватилась когтями, но они под ее весом стали разъезжаться в стороны. Раскачиваясь и пытаясь сохранить равновесие, сова расправила крылья и опустила их вниз. Ей удалось опереться крыльями на раскачивающиеся веревки и сохранить равновесие. (Этот спектакль напомнил мне телевизионную программу Дэвида Эттенборо, где он показывал примитивную венесуэльскую птицу, у которой на крылышках на ведущей кромке крыльев сохранился рудиментарный коготь – напоминание о происхождении от рептилий – птенцы с его помощью могут перемещаться по гнезду, расположенному на дереве.) Такое уверенное использование крыльев в качестве обычных конечностей меня изумило. Я считал, что сова должна беречь и защищать свои крылья.