Остров Мертвецов - Кэролайн Пекхам

Я знал, что сожаления бессмысленны, но все равно они у меня были. Думаю, ты никогда не осознаешь, насколько ясен день, пока не пойдет дождь.

— Что случилось с тобой в тюрьме, Маверик? — Спросила Роуг, как только я припарковался на краю лесной дорожки и поднял ручник.

— Мы на месте, — объявил я, игнорируя ее вопрос и выходя из фургона, чтобы не встречаться с ее пытливым взглядом.

Я обошел машину с ее стороны, открыл дверь, достал наручники из пространства для ног для ног и сунул их в карман. Я взял ее за руку и вывел из фургона на темную дорогу, оглядываясь в поисках каких-либо признаков движения вокруг нас.

Я закрыл дверь, тесно прижав ее к себе, глядя на своего маленького единорога и вжимаясь бедрами в ее бедра. — Если ты собираешься бежать, сделай это сейчас. Мне нужно, чтобы эта работа прошла гладко, и я не могу нянчиться с тобой во время нее. Это значит, что ты свободна, никаких цепей. Но ты будешь делать то, что я скажу, и тогда, когда я скажу. Если ты не можешь этого сделать, тогда уходи. — Я отступил назад, жестом предлагая ей скрыться за деревьями и исчезнуть навсегда. Но она осталась там, где была, и я не был уверен, что кто-то из нас действительно знал, почему она это сделала. Это определенно было не для того, чтобы загладить свою вину. Может быть, это было связано с той связью, которая у нас всегда была, и с тем временем, когда мы были друг для друга всем.

— Если завтра взойдет солнце, мы будем смотреть на него вместе, — произнес я слова, которые мы всегда говорили друг другу, когда выходили из дома, чтобы пакостничать по ночам. Теперь они были нанесены у меня вдоль ключицы, но найти их, можно только если присмотреться достаточно внимательно.

Ее губы приоткрылись при этих словах, и в моем теле поднялся жар, сердце заколотилось, и все, что я мог делать в течение двух секунд, — это смотреть на ее рот и представлять, какова она на вкус. Наши дыхания слились, и тишина ночи сгустилась над нами. Здесь были только мы, одни, за много миль от Сансет-Коув, где мы мечтали оказаться, когда нам было по шестнадцать лет. Если бы я просто взял ее и убежал, были бы мы сейчас вместе, жили бы той жизнью, о которой всегда мечтали?

Я заставил себя отстраниться, подошел к двери фургона, распахнул ее, достал рюкзак и перекинул его через плечо. Затем я вытащил пистолет из-за пояса, снял с предохранителя и передал его Роуг. У меня было слишком много сожалений, и я провел бесконечные часы в тюрьме, размышляя о том, как все могло бы быть иначе. Но прошлое было подобно песку, превратившемуся в стекло: его было не исправить.

— Пристрели меня сейчас или успокойся навсегда. — Я стоял перед ней в темноте, и она направила пистолет прямо мне в сердце. — Тебе стоит прицелиться чуть выше, красавица. Там не во что стрелять.

Она закатила глаза и опустила пистолет, жестом показывая мне идти впереди. Я повернулся и зашагал по грунтовой дороге в лес, в то время как Роуг следовала за мной по пятам. До намеченного места было полмили пути, и я пару раз проверял GPS на своем телефоне, когда нам приходилось сворачивать с тропинки и прокладывать путь через деревья.

Я набрал сообщение руководителю людей, которых нанял для этой работы. Они уже были здесь, на позициях и ждали моего сигнала, готовые обрушить на «Мертвых псов» шквал огня и крови.

Мы достигли высокого проволочного заграждения, и я сбросил рюкзак с плеча, достал болторез и сделал проход. Я схватил свой рюкзак и нырнул первым, проверяя местность, прежде чем поманил Роуг за собой. Все было тихо, но пока мы продолжали идти, спереди донесся шум реки. Когда мы добрались до вершины холма, я присел на корточки и посмотрел на раскинувшуюся внизу долину.

Огромные красные грузовые контейнеры были выстроены в ряд на бетонной площадке, окруженной вооруженной охраной. На реке за ними покачивалась большая лодка, и все вокруг освещали прожекторы.

Я потянул Роуг за собой на землю и открыл свой рюкзак, достав снайперскую винтовку и поставив ее на подставку на земле.

— Пригнись, — прорычал я, ложась и занимая позицию, затем прижал винтовку к плечу и посмотрел в оптический прицел.

— Ты что, гребаный наемник? — прошипела она мне.

— Не — а, я просто мудак с большими яйцами — извини, с большой вагиной.

Она фыркнула, ложась рядом со мной, ее рука коснулась моей, и мою кожу начало покалывать от поднявшихся на ней волосков.

— Какой у нас план? — прошептала она.

— Мои люди ждут на реке, — пробормотал я, переводя взгляд на лодку. — Насколько хорошо ты можешь прицелиться? — Спросил я.

— Отлично, — сказала она, и я отполз от прицела, достал из рюкзака ракетницу и отправил сообщение своим людям с помощью телефона.

— Когда я скажу тебе, выпусти сигнальную ракету по лодке, — сказал я.

— А что, если я промахнусь? — прошипела она.

— Тогда мы покойники, — сказал я, пожимая плечами.

— Никакого давления, — пробормотала она, и я немного маниакально усмехнулся, снова посмотрев в прицел, мой взгляд был прикован к лодке, на которую в темноте забирались мои люди, двигаясь как тени по палубе и обливая все бензином.

— Готова, красавица? — Пробормотал я, когда мои люди спрыгнули из лодки обратно в воду.

— Готова, — прошептала она с ноткой волнения в голосе.

Я навел прицел на свою первую жертву, которая была ближе всех к лодке, и мой пульс забился сильнее из-за надвигающегося хаоса.

— Стреляй, — скомандовал я, и Роуг выпустил сигнальную ракету.

Она пролетела над территорией, поднимая крики тревоги, когда пронеслась по небу с каскадом красных искр. И пока она падала, неся огненную смерть, я нажал на спусковой крючок. Пуля рассекла воздух, и череп первого человека разлетелся вдребезги в тот же момент, когда сигнальная ракета попала в лодку, осветив ее адским пламенем.

Ухмылка растянулась на моих губах, когда мои люди вылезли из воды, стреляя по «Мертвым Псам», в то время как я снимал их, как уток на охоте. Они падали как мухи, пытаясь осмыслить происходящее, но было уже слишком поздно. Между моей снайперской винтовкой и людьми на земле у них не было ни единого шанса, и кровь окрасила бетон в красный цвет, пока пули рассекали воздух, а крики людей взлетали к небу.

Мое сердце бешено колотилось в груди, а дыхание стало тяжелее, пока