Между Богом и мной все кончено - Катарина Масетти

— В качалке? Ты что, думаешь, я хожу в такие места?! Это для любителей. Я из тех немногих посвященных, которые тайно поклялись на черепе Линга, что будем использовать свои силы только во славу Божью! Я переношу пожилых тетушек через дорогу или тяжелых пациентов в больнице. Еще я помогаю одиноким мамашам таскать детские коляски на четвертый этаж. Что скажешь, Калле, айда с нами? Глядишь, и от тебя человечеству будет польза. В твоей потной действительности появится смысл!

Калле вытаращил глаза. Вокруг них столпился народ, все заржали.

Не знаю почему, но мне это не понравилось. Пия вела себя как-то странно. Она говорила так, будто для нее это было важно, голос ее дрожал. Она словно бы изо всех сил старалась привлечь тех, кто хохотал, на свою сторону. В конце концов мы один за другим, по дорожке пустились в путь, я шла рядом с ней. У нас были многозначные номера.

— Зачем ты подняла на смех этого несчастного бестолкового кекса? — спросила я. — По-моему, он по уши погряз в своей спортивной петрушке, у него своих проблем хватает!

— Мне нужен козел отпущения, — вызывающе ответила Пия. — У меня сегодня паршивое настроение. Он был очень кстати, этот низколобый кретин с животом в кирпичиках. Просто попался под горячую руку!

— У тебя что, ПМС?

Пия только посмотрела на меня и ухмыльнулась недоброй ухмылкой.

— Наоборот! — ответила она.

Наоборот?

Пии назначили время старта, и она пустилась в путь, держа карту и компас, а я минут десять бежала за ней следом.

Маршрут был простой. Я преодолела его за сорок пять минут, но Пии у финиша не было.

Через двадцать минут я сказала об этом организаторам:

— Наверно, что-то случилось! Пия до сих пор не пришла, хотя прошло уже больше часа!

Из-за куста, где Калле Кула подставлял свои мускулы солнышку, послышался грубый смех. Он, разумеется, снял рубашку и собрал вокруг себя кучу поклонниц.

— Небось придумала себе новый вид спорта! Скажите, пусть подождет в лесу, я к ней скоро приду, помогу упражняться.

Я промолчала. К финишу подгребли последние бедолаги, и я пошла исследовать маршрут задом наперед. Пии нигде не было. Я стала ходить кругами и звать ее.

Без толку.

Пора было ехать домой. От школы был заказан автобус, который уходил через четверть часа. Я позвала громче: «Пия-а-а! Пи-я-а!»

Пока я там бегала, спотыкаясь в прошлогодней листве и кричала в пустоту, у меня появилось нехорошее предчувствие. Скоро что-то случится. Мне казалось, будто земля под ногами разверзлась, — или это я уже потом вообразила?

Под конец я нашла ее. Довольно далеко от маршрута увидела под деревом синий спортивный костюм. Она сидела, согнувшись в три погибели и обхватив руками колени, словно маленький мячик. Пия смотрела перед собой невидящим взглядом. Казалось, она меня не слышала.

— Пия, что с тобой? Тебе плохо?

Она посмотрела на меня так, будто все это время знала, что я где-то рядом, но у нее были дела поважнее. Взгляд был совершенно отсутствующим. Снова это каменное лицо.

— У меня карта неправильная, — пробормотала она. — Вечно у них с картами что-то не то. Ни фига не найдешь, мы ж тут впервые! Блин!

И она зарыдала, судорожно всхлипывая.

Я была окончательно сбита с толку. Даже представить себе не могла, что Пия способна плакать.

Я осторожно погладила ее по спине:

— Что с твоей картой? Да плюнь ты на свой результат! Отец шведского спорта умер сто лет назад!

Пия ничего не ответила. Я прекрасно понимала, что соревнования здесь ни при чем, но не знала, как еще ее утешить и что у нее в голове. Думала, она сама об этом заговорит, но она молчала.

Сделав глубокий вдох, Пия встала.

— А компасы у них — просто дерьмо! — сказала она, помахав компасом на шнурке, и пустилась по направлению к лесу. — Ну что, пошли?

Ночью мне снился кошмарный сон о той самой доске с отверстиями из детского сада. Когда я пыталась забить четырехугольный брусок в четырехугольную дырку, он разбивался на крошечные кусочки, потому что был из стекла. Мне стало так жутко. Когда я проснулась, сердце чуть не выскочило из груди.

Что значит «наоборот»?

Не хочу. Не хочу рассказывать дальше.

Черт возьми, да поройтесь в старых газетах, если уж вам так хочется узнать, как погибла Пия!

Не могу больше думать об этом — по крайней мере, сегодня.

Теперь я научилась не вспоминать, однако на это ушло много времени. Думать об этом — все равно что ковырять незаживающую рану. Наверно, лет в семьдесят, когда у меня начнется милосердный Альцгеймер, я смогу об этом забыть.

Вот вырезка из газеты, я ношу ее в кошельке, в специальном пластиковом кармашке. С другой стороны я приклеила божьих коровок, звездочки и черепа.

ДЕВОЧКА ПОПАЛА ПОД ПОЕЗД

В четверг вечером шестнадцатилетняя девочка попала под поезд, прибывавший из Стокгольма в 22.15. Несчастье произошло в северной стороне озера Трехёрнинг, у поворота железнодорожной насыпи. На этом отрезке пути обзор ограничен, в непосредственной близости от дороги постройки отсутствуют.

Незадолго до происшествия в полицию поступил анонимный звонок от женщины, которая сообщила о несчастном случае, произошедшем в том самом месте. Полиция и «скорая помощь» незамедлительно выехали на место и обнаружили возле путей изуродованные останки девочки.

В ходе расследования полиция констатировала, что ранее в тот же день девочка расспрашивала сотрудников железнодорожных касс на Центральном вокзале, какой отрезок пути в радиусе мили от города находится вдали от жилых построек. Ее велосипед был найден у места происшествия. Состав преступления отсутствует. Полиция предполагает, что звонок поступил от самой девочки.

Машинист поезда, ставший первым свидетелем этого чудовищного события, находится в состоянии шока. Он отправлен на лечение в антистрессовую группу Региональной больницы.

В ту ночь Йенни дежурила в больнице. Я так никогда и не увидела тело Пии, не узнала, насколько она была изуродована. Но я всегда буду благодарна Йенни за то, что она зашла ко мне по дороге с работы.

В понедельник в шесть часов утра кто-то позвонил в дверь. Я проснулась оттого, что мама пыталась меня растолкать. Она была страшно недовольна, что ее разбудили в такую рань, и пробурчала, что я должна сказать «своим подружкам», чтобы приходили в гости пораньше — ей казалось, что времени часов двенадцать ночи. На маме был лишь халат.

Помню каждую мелочь.

Йенни ждала в коридоре. Она взяла меня под руку, повела в гостиную и усадила на диван. Лицо у нее было мрачное и опухшее.