Между Богом и мной все кончено - Катарина Масетти

— Ты знаешь, Пию задавило, — сказала Йенни. — Она мертва. Я решила, что ты должна сразу об этом узнать.

Йенни умница. Она ни словом не обмолвилась о самоубийстве, о поезде, ни о каких этих жутких подробностях, которые постепенно всплывают и дают ответы на все вопросы.

Узнаю свою Пию: она позаботилась о том, чтобы какой-нибудь малыш случайно не нашел бы ее и не мучился кошмарами всю свою жизнь.

Все, хватит об этом. Вот только расскажу об одной странной штуке. Когда я думаю о Пии, я ни за что не могу вспомнить, как она выглядела, не вижу перед глазами ни одной черты лица. Могу ответить на вопросы о цвете волос, глаз, о росте, а лицо словно осталось пятном у меня на сетчатке. Такие пятна обычно ускользают, если пытаешься зафиксировать их. Отчего это, я не знаю. Мне так стыдно, что я не помню ее.

Конечно, мне не стоило идти на похороны. Вот бред! Ведь это значило бы признать, что она мертва.

Признать, что тогда в столовке мы наклеили вместе последнюю божью коровку, что кто-то развесит картины на холодных стенах ее комнаты, что, когда я буду подавать мяч на баскетболе, его примет Бетте. Нетушки, Пия, меня не обманешь! Кончай придуриваться!

— Именно поэтому ты и должна пойти! — ответила мама, когда я с виноватой улыбкой объясняла, почему не пойду. — Это поможет тебе — по крайней мере, немного погодя.

Она попыталась обнять меня, но я увернулась.

Сидя перед шкафом, я вполголоса напевала: «Повсюду смерть, куда ни глянь,[7]тра-ля-ля-ля, парам-парам», а мама тем временем искала мне серую юбку и белую рубашку.

Что было дальше, не помню. Я очнулась в часовне, держа в руках букетик розовых роз и глядя на белый гроб. В голове у меня крутился фильм о том, что находится там, внутри. Как выглядит человек, которого переехал поезд? Я ощупывала стебли роз в поисках шипов, чтобы воткнуть их в свои ладони. Но шипов не было. Дерьмо, а не розы.

По-моему, мы встали и один за другим возложили на крышку гроба цветы. Кто-то что-то говорил, но для меня это было, как звуки радио через стенку. Затем несколько мужчин подняли гроб — эй вы, придурки, не опрокиньте, нельзя на нее смотреть! — и понесли, а мы отправились следом. («Меня ни в коем случае не сжигайте, вдруг у меня летаргический сон», — однажды сказала она. Н-да.)

На березках зеленела молодая листва. Повсюду царило весеннее настроение. Мы с Пией сели не на тот поезд. Нам бы сейчас стоять в обнимку возле школы на последнем звонке и прикалываться над речью директора. Наш директор считает молодежь особенной расой, и на последних звонках его расизм цветет буйным цветом. Напоследок он обычно читает какое-нибудь дебильное стихотворение про шмелей. Уж мы бы с Пией разделали его под орех.

Но вместо этого передо мной была разверстая яма. Я чуть не вскрикнула, увидев возле ямы саму Пию. Да-да, широкоплечую Пию в военной форме. Подбородок ее был немного массивнее, а в остальном ни дать ни взять Пия с ее каменным лицом. На самом деле это приехал ее брат, служивший солдатом. И в тот момент, когда я поняла это, Пия умерла для меня навсегда, потому что внезапно я вспомнила, как она выглядела.

Немного погодя, наверно, и поможет, но до этого еще далеко.

Сначала я приходила в бешенство по каждому ничтожному поводу. Ну как можно по-прежнему каждый вечер играть в бинго, ведь Пия только что умерла? А они выигрывают корзины с деликатесами и домашние хлебопекарни! Кретины!

Автобусы ходят по своему маршруту туда и обратно как ни в чем не бывало. «Следующая остановка — кладбище», — мурлычет шофер в нос равнодушным голосом. Врезать бы ему как следует!

Поняв наконец, что Пия мертва, я стала спрашивать себя почему. Вот тогда я стала проклинать ее. Каждый вечер я кляла ее почем зря, потеряв доверие к самой себе, потому что не могла разглядеть беды. Какого черта она не рассказала все мне? Почему даже не сказала «пока»? Могла бы хоть письмо написать или как-то еще попрощаться. Что она о себе возомнила? Ни за что больше не буду о ней говорить.

Никто не мог мне помочь, ведь никто ее по-настоящему не знал. Никто не понимал, что она для меня значит.

На дворе был Праздник летнего солнцестояния,[8]и прямо в разгар веселья ситуация обострилась до предела. Говорят, я сидела и, улыбаясь, шевелила губами, пока все плясали вокруг майского шеста.[9]Перед глазами маячило смутное воспоминание: год назад мы с Пией наблюдали, как остальные танцуют «Маленьких лягушат»,[10]и болтали о том, что здорово было бы ввести этот старинный шведский обычай на церемонии вручения Нобелевской премии: «Прикинь, король вместе с лауреатом Нобелевской премии по литературе пляшут и квакают: ква-ква-ква!» Мне казалось, будто Пия тоже стоит вместе со всеми у майского шеста, но, увы, ее там не было.

Я понимала, надо что-то делать, однако наотрез отказывалась участвовать в этой гонке с профориентацией в старшей школе. Не то чтобы я недооценивала этот момент, просто мне не хотелось возвращаться к нормальной жизни, что у меня там осталось?

И тогда мама поселила меня у бабушки. Фунтик переехал со мной, потому что маме надо было решать свои собственные проблемы, связанные с Инго. Проблемы всегда приходят не вовремя, тут уж ничего не поделаешь.

Мама уехала вместе с Инго на пару недель. Наверное, она приняла самое разумное решение в сложившейся ситуации. Это вовсе не было бессердечным шагом, как может показаться на первый взгляд. В известных случаях, когда рана еще не зажила и грязные пальцы готовы расковырять ее в любой момент, бабушка — единственный человек, который способен все это выдержать.

Именно тогда бабушка сказала, что, если хочешь что-то забыть, надо это сначала хорошенько запомнить. И я стала разговаривать со стеной в ее гардеробной комнате. Бабушка ни разу мне не помешала.

Кролик Фунтика погиб, его съела кошка. Бабушка то и дело объясняла ему, что если живые существа не будут умирать, то не будут появляться и новые, никто никогда не родится, иначе Земля переполнится и места не будет. Смерть — цена обновления. Жизнь не стоит на месте, говорила она, бросая на меня косой взгляд.

«Я понимаю только, почему умирают старые кролики», — пыхтел Фунтик. Он за словом в карман не полезет. Бабушка, но почему же умирают молодые, почему умерла Пия? Почему ей этого вообще захотелось?