Пошел вон, Чернов! - Наталья Евгеньевна Шагаева

командую я Чернову, который подбрасывает поленья в камин. — Убирай всё с журнального столика. Накроем возле камина.

Руслан смотрит на меня с подозрением. Но делает всё, что говорю.

Да, правильно ты понял. Я вдруг резко не оттаяла. Даже не надейся. Это план. А какой – ты узнаешь, когда отвезешь меня в город.

Несу свои салаты на журнальный столик. Возвращаюсь за приборами, Чернов по-хозяйски режет свое фирменное мясо, укладывая на большое блюдо. Прям семейная идиллия. Меня немного ведёт от противоречивых эмоций.

Идиот ты, Руслан.

У нас ведь это всё могло быть по-настоящему.

Беру тарелки, вилки, возвращаясь в зону гостиной. И с ужасом замечаю, что наглая рыжая морда залезла на стол и с удовольствием ест селёдку под шубой.

— Ах ты, зараза! — хватаю полотенце, сгоняя кота со стола. Рыжий с пробуксовкой удирает от меня и залетает под диван. — Ну вот как так! — причитаю над помятым, объеденным салатом. — Я же тебя накормила!

— Что произошло? — интересуется Руслан, подходя ко мне. Объяснять ничего не приходится. Кошачье преступление налицо. — Где эта скотина? — злится Чернов.

— Под диван сиганул, — выдыхаю я.

Чернов идёт к дивану, начиная его отодвигать. Рыжая морда вылетает из-под него и несётся в сторону кухни, залезая под массивный кухонный шкаф.

Руслан за ним. Хватает метлу, пытаясь достать кота. А мне смешно. Взрослый мужик с метлой в руках.

— Кис-кис-кис, — притворно ласково зовёт он его. — Иди сюда, зараза такая.

— Да не трогай ты его. Пусть сидит, — смеюсь я.

— В смысле «не трогай»? Он мой любимый салат сожрал.

— Ну не совсем сожрал. Выкинем эту часть. Другую он не трогал.

— То есть я за котом доедать должен? — возмущается Чернов.

— Ну достанешь ты его и? Что сделаешь?

— Выкину на хрен на улицу. Откуда пришёл, туда и уйдет.

— Э, нет. Не смей. Это мой Рус.

— Кто? — с возмущенным видом разворачивается ко мне Чернов. — Ты кота Русланом назвала?

— Не Русланом, а Русом. Вы чем-то похожи, — усмехаюсь я.

— Это я похож на эту рыжую морду? — идёт на меня Чернов.

— Не ты на него, а он на тебя, — показываю ему язык и отступаю назад.

— Так, значит? А ну-ка иди сюда! — срывается с места Чернов.

— А-а-а-а-а! — теперь удираю я. Далеко убежать не получается. Руслан хватает меня за футболку и дёргает на себя.

— Не смей меня трогать, иначе…

— Что иначе? — выгибает брови, не отпуская меня. — Буду сломанными пальцами выбитые зубы собирать?

— Аха-ха-ха, — закатываюсь от смеха, отбиваясь от его рук.

Глава 12

Ярослава

— Я узнаю когда-то, наверно, что уйти до безумия сложно. Можешь быть ты прелестной и скверной, но тебя не любить невозможно. Но тебя не любить невозможно! — тянет Чернов, играя мне на гитаре.

А я гляжу на его пальцы, перебирающие струны. В глаза не смотрю.

Его голос…

И эмоции, словно душу передо мной выворачивает.

На часах половина двенадцатого. До Нового года еще полчаса, но я уже приговорила бутылку «Асти». А Чернов – полбутылки коньяка. Мы слегка пьяны. В той стадии, когда тебе легко, хорошо и сладко. Но самое главное, эта доза алкоголя не выключает тебя, а, наоборот, придает сил, эмоций, чувств и раскрепощенности на максимум. Отключая контроль.

Мы сидим на диване возле камина, друг напротив друга, между нами какие-то полметра. Руслан облокачивается на левый подлокотник, я – на правый. Сижу, поджав ноги, покручивая в руках бокал с игристым. И слушаю, как мне поёт Чернов. Не просто поёт. С надрывом. Так, что в меня пробивают эти слова насквозь и хочется то ли рыдать, то ли отхлестать его по щекам, то ли кинуться ему на шею, прижаться щекой к щетинистой щеке и сказать, как пронзительно больно я его люблю.

— Оттого что неверность узнала, будет больно и очень досадно. Только нежность в глазах прочитаю. И любовь твою пить буду жадно. И любовь твою пить буду жадно. Жадно. Пусть ты будешь чужой и далёкой, а любовь до смешного ничтожной. Можешь быть ты дрянной и жестокой, но тебя не любить невозможно. Но тебя не любить невозможно!

Повторяет последнюю строчку еще и еще, начиная играть более эмоционально и порывисто.

Ну вот зачем ты, гад такой, рвешь нам души?

Закрываю глаза на его последних аккордах. Сглатываю, запивая горечь игристым. Открываю глаза. Молча зависаем друг на друге. Облизываю губы, и Руслан повторяет мой жест, тоже облизывая свои слегка обветренные губы.

Он берет со стола очищенную дольку мандарина и протягивает мне. Хочу взять, но Чернов не дает, качая головой, а подносит дольку к моим губам. Замираю. Это флирт. Это мое разрешение и допуск к телу. Это повод…

Но разве не этого я тут целый день добиваюсь?

Принимаю из его рук мандарин.

— Новый год через двадцать минут… — зачем-то сообщаю я очевидные вещи.

— Да, — выдыхает Руслан и делает глоток из своего бокала, закусывая лимоном в сахаре.

— Давай сыграем в «Правду или действие»? — предлагает он.

— Что мы, дети, что ли? — фыркаю я.

— А мы по-взрослому сыграем, — хрипит он, откладывая гитару. Подаваясь ко мне, окутывает меня своим персонально мужским запахом. Внутри взрываются столько флешбеков, что, кажется, я на долю секунды теряю сознание.

— А не боишься моих вопросов? — шёпотом спрашиваю у него, заглядывая в глаза.

— Я боюсь только одну вещь, и это не твои вопросы.

— Какую?

— Это твой вопрос? Мы начали игру? — ловит меня Чернов.

— Ах-ах-ах, смотри, какой мерзавец, — закатываю глаза. — Ну окей. Да, это мой вопрос. Чего ты боишься, Чернов?

Допиваю игристое, и Руслан тут же наполняет мой бокал еще. Не сопротивляюсь. Ибо наши цели – споить меня – совпадают. Мне надо отключить голову, которая мешает моему плану.

— Правда. Раньше я боялся смертельного заболевания. Но оно со мной случилось. А это оказалось не самое страшное.

— Какое, нафиг, смертельное заболевание? — распахиваю глаза.

Я уже говорила, что, несмотря ни на что, хочу, чтобы этот кобелина жил долго и счастливо?

— Я чего-то не знаю?

— Одержимость. Ты – мое заболевание. Но