Как подружить ребенка с мылом - Елена Любимова

4. Дети, выросшие в семьях, где авторитарность родительского мнения пошатнулась или, напротив, выглядит избыточной, спорят не с самой процедурой, степенью ее полезности или необходимости, а говорят ей «нет» только потому, что мы говорим ей «да». То есть, по сути, перечат нашему желанию представить ее как полезную, необходимую и проч., навязать ее выполнение насильно. Именно поэтому, когда ребенок уже идет на откровенный или скрытый, но упорный отказ, заводить с ним новые «задушевные» беседы на тему того, как это нужно ему – не нам! – уже бесполезно. Очевидно, что абстракции в духе «иначе от тебя начнет плохо пахнуть и вши заведутся» его впечатляют значительно меньше нашей настойчивости, в которой он видит личное оскорбление. А стало быть, в этой ситуации будет разумнее заинтересовать его некими более предметными перспективами – более понятной и ощутимой пользой.

Для этих целей хорошо подходит установление системы вознаграждений за процедуры, выполненные в полном объеме и в срок. Только не нужно больше никого ничем пугать, создавая, одновременно, и противовес вознаграждениям в виде такой же системы наказаний!.. Дело в том, что упрямый и непослушный ребенок наверняка уже достаточно напуган и обижен. Его нынешние страхи обладают двумя чертами, делающими дальнейшее запугивание неэффективным: они никоим образом не касаются ни самой процедуры, ни ее последствий. Плюс, нынешняя боязнь, к кому бы она ни относилась, несравнимо сильнее той, которую у него вызывают или могли бы вызвать «живописания» последствий антисанитарии.

Так что система поощрений в сочетании с наказаниями за провинность здесь уже не сработает, тем более, если малыш уже успел оценить потенциал вранья, и на прямой конфликт с родителями идти не хочет. Согласимся, что раз он не отказывается в открытую, будет сложнее обвинить его в отказе фактическом – наши аргументы из весьма убедительных сразу станут «скользкими», и он наверняка этим воспользуется. Поэтому попробуем просто вернуть ему интерес к исполнению нашей воли – скажем, установим четкое количество походов в кино/сладостей/компьютерных игр, которое мы дополнительно готовы предоставить в обмен на прекращение всех этих «неловкостей», «усталостей», «нетканий» и прочих раздражающих уверток.

5. Будет отлично, если одновременно со стимулирующими мерами мы найдем в себе силы дать ребенку немного «передохнуть» от нашего вечно сварливого тона, «шпилек», упреков. Желательно пересмотреть собственную манеру обращаться с ним и к нему. Проанализируем, каков наш обычный тон при общении с ним теперь. Обратим внимание, часто ли мы хвалим его или, быть может, почти постоянно ругаем?.. А может статься, мы любим подшутить над ним в окружении незнакомых людей, поведав им о его былых и самых ярких «подвигах»?.. Сколько бы огрехов мы ни нашли по итогам этого критического самоисследования, обязательно нужно учесть следующее.

Детей нельзя ругать и попрекать былой провинностью – той, что была совершена более суток назад, и той, за которую он уже был наказан в той или иной форме. Детская память коротка, как мы уже говорили, в силу слабой развитости коры головного мозга и, следовательно, ее возможностей по части запоминания. Кроме того, «молодое поколение» живет весьма насыщенной жизнью, богатой впечатлениями настолько, что вернись мы сами в это мироощущение хоть на часок, тоже быстро забыли бы обо всем на свете… Так или иначе, совсем малыши почти не помнят случившегося уже полчаса назад. Для детей в возрасте от четырех до семи лет период забывания половины подробностей тех или иных событий составляет от суток и более.

Период твердого запоминания растет вместе с ребенком. Но точные темпы совершенствования памяти у каждого разнятся, поскольку на них влияет еще множество факторов, включая наследственность. Твердо запомнить лишь одно: представление об уже прошедших событиях у нашего любимого озорника сильно отличается от того, что имеется у нас. Эта разница – явление чисто возрастное, и потому она неизбежна. То, что случилось для нас «только вчера», ему представляется чем-то вроде легенды из глубины веков. С момента самой ситуации впечатления о ней у ребенка могли сильно измениться, подробности – исказиться за счет бурной и непрерывной работы воображения. Значит, спустя пару суток он уже просто не поймет, за что мы ему опять пеняем. А если и вспомнит смутно нечто, схожее с нашим, так сказать, описанием, едва ли степень его вины по-прежнему будет казаться ему такой, как мы уверяем.

Все мы любим себя оправдывать, особенно задним числом. Не всякий человек способен сгенерировать правдоподобную и дающую ему «алиби» историю в тот же момент, когда все произошло. Зато каждый с охотой может сделать это после, в течение нескольких часов после инцидента. Самооправданием постфактум увлекаются как взрослые, так и дети. Разница лишь в том, что взрослому нужно значительно больше времени, чтобы убедить себя в своей же правоте, невиновности и т. п., хотя он изобретает более правдоподобные для других версии. Ребенку же на этот «самогипноз» нужны считанные минуты – при его-то буйной фантазии!.. Поэтому даже когда он вспомнит ситуацию вслед за нами, далеко не факт, что после этого он пристыженно опустит глаза долу. Спустя столько времени он вполне может быть уверен в своей невиновности и в том, что мы пеняем ему совершенно безосновательно. А значит, он просто обидится, не поняв толком, за что его ругают.

Парочка таких эпизодов (он не совершил никакой провинности, но его все равно отругали), и мы получим дитя, которое стремительно утрачивает различение хороших и плохих поступков, тем более что оно у него даже не успело сформироваться полностью.

Детей нельзя принуждать к нужным нам поступкам и решениям путем обмана в духе: «Если ты не доешь всю кашку, ты серьезно заболеешь!», их нельзя шантажировать: «Если пропустишь хоть одно умывание утром, я расскажу твоим друзьям, какой ты замарашка!» или пугать: «Если не почистишь вечером зубы, твой любимый кот Васька наутро умрет!»

В таких случаях самым страшным для нас моментом станет тот, когда ребенок обнаружит обман. С этих пор он не просто обидится – он перестанет верить нам на слово вообще. И если эпизод повторится, отныне и до конца дней нам придется сперва подолгу доказывать ему каждое слово, а уж потом ожидать от него осторожного «да неужто?» в ответ… Ну, а прилюдного унижения нам и ребенок никогда не забудет, не то что взрослый. С этого момента наши отношения, несомненно, оборвутся раз и навсегда. Причем, восстановить их будет почти невозможно: разве что несколькими годами целенаправленных усилий и раскаяния. Наконец, испуг – это всегда испуг, независимо от того, сочетается он с элементами обмана или нет.

В первом случае наша вина перед малышом будет глубже, чем во втором, только и всего. Поэтому, если вдруг обман раскроется, он навсегда запомнит, что мы ему лгали, хотя сами говорили, помнится, будто врать нехорошо. Кроме того, он усвоит, что ложь является средством весьма действенным, ведь он проверил ее мощь на себе, за то время, пока не знал правды и исправно чистил зубы, опасаясь за жизнь кота. Один этот пример превосходно обучит его тому, что такое ложь и с какими целями ее можно использовать. В итоге мы рискуем получить юного врунишку раньше, чем это могло бы произойти – раньше как минимум на пару лет.