Непокорная для Бешеного - Диана Билык

Лишь после нескольких долгих секунд шока я вспомнила вчерашний вечер… Ночь. И это, увы не сон.

И дикое отчаяние. И деньги на моём счету. И моё согласие.

Машина, осторожный взгляд темно-зеленых глаз самого страшного мужчины в мире, тёмная квартира, что сейчас залита утренними лучами. И запах мужского тела, и его… налитость у моих губ.

Дыхание участилось, в лицо бросилась краска стыда. Колени рефлекторно сжались, низ живота будто молнией пронзило. Одно воспоминание выбивало почву из-под ног.

Такой огромный! Почему-то не вызвал у меня отвращения. А вот от страха потемнело в глазах...

А потом моя ложь, что не умею делать минет. Желание ещё хоть на миг оттянуть неизбежное. Сохранить достоинство на одну минуту дольше. И спасительный звонок. После всё провалилось в темноту. Наверное, я не выдержала стресса и упала в обморок.

Или уснула?

Я прислушалась к царящей в доме тишине. Где-то тикали часы, со стороны приоткрытого окна доносилось пение птиц.

Мир продолжал жить.

Вздрогнув, я подскочила и начала рыться в своих вещах.

— Да где же он?! — выдохнула в сердцах.

Найдя телефон, первым делом проверила баланс. С трудом перевела дыхание: не приснилось. Сумма на карте огромная, но недостаточная. И всё же я могу перевести её на счёт больницы. Пусть готовят моего сына к операции…

Могу же?

Подняла взгляд и посмотрела на закрытую дверь.

Вчера я была не в себе от усталости и страха за жизнь Тёмки. Сегодня отдохнула, выспалась и обрела надежду.

И могу трезво оценить ситуацию и свои возможности.

Я справлюсь?

Вспомнив размер мужского достоинства человека со шрамом, вздрогнула. Но дело даже не в интиме. Мой мучитель требует большего.

Только тела ему мало.

Но он даёт деньги, спасает моего сына.

Услышав гудки, я осознала, что машинально набрала номер мужа.

— Да, — услышала его недовольный голос.

— Дим? — я осеклась, не зная, что сказать. Вчера от ревности, злости, усталости и безысходности я говорила с мужем резко. — Ты… дома?

— Да! — буркнул он и резко спросил: — Сколько ты заработала?

— Что? — растерялась я.

— Сколько тебе клиент дал? — раздражённо уточнил он.

Слово “клиент” резануло больнее меча. Шевельнувшиеся губы занемели так, что я не поняла, как ответила. Дима хохотнул:

— Ты-то и столько стоишь? Вот никогда бы не подумал.

— Дим, что ты такое говоришь? — едва не плача, пробормотала я. — Ты же сам…

— Знаешь, я думал ты особенная, — перебил он. — Не мог поверить, что встретил девственницу. Но все бабы шлюхи! И ты не исключение. Одного мужика всегда мало… Что, понравилось изменять мне?

— Нет, — мой голос был едва слышен. — Не понравилось.

— Не верю, — голос его был полон сарказма. — Слышала бы ты себя! Чуть не пела от счастья. Видимо, хорошо он тебя отутюжил. Что, хрен у него больше?

Я начинала злиться:

— Если это всё, что тебя интересует, то да, у него больше. А ещё денег больше! И он даёт их на операцию Тёмке. Я получила половину и сейчас переведу в клинику. А ты, будь любезен, навести сына, я пока не могу этого сделать.

— Конечно, — вспылил он. — Тебе ведь некогда — трахаться не мешки таскать!

— Если не нравится, трахайся ты за деньги, — не выдержав, выпалила я и повесила трубку.

За окном потемнело и громыхнуло так, что задребезжали окна. Будто природа была на моей стороне и тоже злилась на несправедливость жизни. Я метнулась к выходу и, встав под струи, разревелась. Позволила себе выть раненым зверем, кричать от ярости и обиды на мужа.

Я ведь ничего не могла. И он тоже. Оба бессильные перед судьбой, которая лишь била и била, не давая нам шанса оправиться. Мне и так больно и плохо, а Дима проворачивает нож в ране. Как он мог так отзываться обо мне? Ничего ведь не знает и не представляет, что я чувствую.

Тот, кто стал для меня героем внезапно изменился в моих глазах. Человек, который спас попавшую в беду девушку. Отец-одиночка, не побоявшийся впустить в дом дрожащую незнакомку. В чужом городе, где меня в первый же день обворовали и едва не изнасиловали, мне некуда было пойти.

Дима не воспользовался моей беспомощностью, а помог восстановить документы, найти работу и съёмную комнату. Но уезжать мне уже не хотелось. Я полюбила и не по годам серьёзного Артёма, и его улыбчивого, доброго отца...

Как мне тогда казалось.

Выплакавшись, я вернулась в дом. В коридоре позвонила в клинику и после сразу перевела деньги. Сделав это, успокоилась окончательно.

Ведь Дима прав — я стала шлюхой. Продала себя без оглядки на мораль и принципы, вот мужу больно. Ведь он понимает, что это единственный шанс спасти сына. Сердце болит и у него, и у меня. Нельзя оправдывать себя болезнью сына — у каждой проститутки своя история… Мало кто пошёл по этому пути из любви к искусству.

И чем раньше я смирюсь со своим положением, тем мне будет проще “выполнять обязанности”.

Шрам выскочил навстречу, как хищник из засады. Я даже не успела испугаться, когда мужчина ткнул в меня пистолетом. Смотрела на него, понимая, что назад дороги нет.

Я продалась ему. И не удастся ни обмануть, ни увильнуть, ни отсрочить неизбежное. Ощутив смирение или увидев его во взгляде, мучитель отбросил пистолет и погладил мою щёку. Будто наградил за послушание.

— Ты кое-что мне должна, — ужалил горячим дыханием.

Я кивнула и, расстегивая блузку дрожащими пальцами, прошептала:

— Я помню. Тело, сердце и душу.

=Варвара=

Когда на пол с влажным шлепком упала не только блузка, но и юбка, я замерла перед мужчиной в одних трусиках. Едва дыша, смотрела в болотную тьму его глаз и с замиранием сердца ждала приказа. Что он потребует сначала?

Шрам взял мою руку, потянул меня в гостиную и приказал густым басом:

— На колени… Встань.

Все мое существо воспротивилось подчиняться, но я сжала губы, удерживая готовые сорваться резкие слова, и опустила глаза.

Пол здесь был устлан красивым пушистым ковром. Мои босые стопы утопали в мягком ворсе. Я сосредоточилась на этом ощущении и, стараясь не думать о том, что предстоит, неторопливо опустилась.

Взгляд помимо воли приклеился к вздыбленной ширинке, — сильное возбуждение мужчины не осталось секретом, — и по спине пробежались колкие мурашки.

Я помнила, какой у него большой…

Надеюсь, мне не будет больно.