Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой

class="p1">Тигрица сразу стала уходить длинными прыжками, а тигрята побежали недружно, вразброд. Старший вскоре догнал ее, а маленький несколько отстал.

Собаки рвались с поводков. Шерсть у них на спине вздыбилась. Они надрывались от лая.

— Рогулины рубить! — крикнул Олянов и, выхватив из-за пояса топорик, подбежал к ильму и несколькими замахами срубил две ветки. Быстро, на бегу, очистил их, затесав на конце развилки. Одну рогульку оставил себе, другую бросил Роману Киселеву, который держал сворку.

Примеру бригадира последовали Маяка и Чауна, а Димка несся на лыжах и палил из ружья в воздух.

Частая стрельба, лай собак, громкие крики охотников отпугивали тигрицу. Только и видно было, как среди кустов мелькает ее огненно-рыжая полосатая спина. Старший тигренок не отставал от матери, а меньший, сделав прыжок, погружался в глубокий снег и с трудом выбирался из сугроба. Неожиданно тигрица прыгнула к нему, ловким движением вскинула котенка на спину и помчалась в заросли.

Несколько минут она несла его на спине, но как только снова раздались залпы, сбросила и прыгнула в сторону.

Оставшись без защиты, тигрята ненадолго смешались, забили хвостами, зарычали. Тотчас же им из кустов ответила громким рыком тигрица.

— Всё, спускаю собак! — крикнул Киселев.

Все четыре пса, почуяв волю, прихватывая свежий след, устремились к тигрятам. Охотники, держа наготове рогульки, едва поспевали за ними.

— Пуляй, паря! — закричал Олянов на Димку, который бежал сбоку, заряжая ружье. Но ружье, видно, заклинило и выстрела не получилось. Тогда бежавший позади Маяка отдал сыну свою бердану:

— Из моего, бата, стреляй!

Димка перехватил бердану, нажал на спуск.

Когда до тигрят осталось не более ста шагов, вперед вырвался Рекс. Огромный, сильный, похожий на волка, он несколькими прыжками настиг меньшого тигренка. Тот быстро изогнулся, рыкнул на собаку, стал отбиваться. Рекс отскочил, но тут же, опомнившись, снова напал. В какое-то мгновение, ломая мерзлые кусты, прямо на Рекса прыгнула тигрица.

Считанные секунды потребовались ей, чтобы разделаться с овчаркой и увести малого тигренка. Зато второму, большему, уйти не удалось. Только он кинулся было в сторону, его окружили Трезор, Думка и Таска и принялись с ожесточением облаивать. Тигр заметался, стал отбиваться лапами, пытаясь сграбастать наседавших псов. Но они ловко отскакивали, чтобы тут же снова насесть.

Грянули выстрелы.

Тигр вздрогнул, сжался весь, прищурился. Трезор, изловчившись, с наскока впился ему зубами в загривок, но, получив сильнейший удар, с визгом откатился назад. Тотчас же зверь вскочил, рявкнул и приготовился помериться силой с Думкой и Таской, но к нему уже приближались охотники. Когда до него осталось шагов двадцать, Олянов выдернул из-за пояса рваный рукав от старого ватника, который заранее припас, надел его на рогульку и выставил вперед. В это время очухался от удара Трезор. Он снова кинулся к зверю, а с боков стали наседать Таска с Думкой. Хищник опять начал отбиваться лапами, однако все теснее сжималось вокруг него кольцо. Страх перед людьми вышиб из него, казалось, прежнюю ярость. Он весь изогнулся, стал крутиться на одном месте, выбрасывая передние лапы с выпущенными до отказа когтями и широко разевая пасть. Олянов только и ждал этого — с размаху сунул ему в раскрытую пасть рукав, пропахший мазутом. Тигр от неожиданности припал к земле. Опомнившись, он прижал когтями конец рукава и с отчаянием начал рвать на клочья. Острые клыки, вонзившись в старую слежавшуюся вату, словно завязли в ней, и, пока зверь освобождал их, уходило время. На это и рассчитывал Олянов.

— Рогульки, ребята! — крикнул он и сзади навалился на тигра, изо всех сил сдавив ему обеими руками горло. Рогульки впились в тело хищника, прижимая его поглубже в снег.

Минуты две-три тигр еще пробовал сопротивляться. Отчаянно бил хвостом, пытался выпростать лапы, но, почувствовав свою полную беспомощность, сник и глухо, жалобно зарычал, взывая к матери, которую Димка отпугивал выстрелами и не подпускал близко.

Пока Роман Киселев набрасывал намордник и стягивал ремешком, Маяка, придавив тигру коленями правую переднюю лапу, опутывал ее жгутом из льняных полотенец. А у Чауны что-то не клеилось с левой лапой. Он несколько раз хватал ее дрожащими руками, но не мог удержать.

— Ловчее бери, Чауна Симович, оттягай в сторону, — советовал Олянов.

Чауна сильно ухватился за тигриную лапу, но слишком низко, у самых выпущенных когтей, и, пока поднимал с земли вязку, тигр дернул лапой, запустив когти в правую руку Чауне. Удэгеец вскрикнул от боли, откатился.

— Ну что же ты, Чауна Симович?! — упрекнул Олянов.

Димка Канчуга, стоя в стороне и беспрерывно заряжая ружье, не спускал, однако, глаз со старших. Как только Чауна, обливаясь кровью, отступил, Димка, успев выстрелить, подскочил к тигру.

— Не надо, бата! — крикнул сыну Маяка.

Но тот, словно не слыша отца, схватил обеими руками лапу тигра как можно выше когтей, рванул ее на себя и, подобрав вязку, три раза, как это делал отец, опутал ее. Только после этого Роман Киселев, изловчившись, быстро схватил веревкой обе задние лапы. Потом вместе с Маякой связали их с передними.

Дело было сделано.

— Ну что ж, лиха беда начало! — сказал Николай Иванович, переведя дух. — Один есть. А за малышом завтра двинемся. Следы свежие. Собаки натасканы, быстро их прихватят.

— Наверно, тигрица далеко малыша уведет? — спросил Димка.

— Возможно, и так, — сказал Олянов. — Где за собой поведет его, а где, чтобы следы скрыть, на себе потащит. Она и старшего, что поймали, не оставит. Будет петлять около. Особенно ночью. Так что, пока будем нести его по тайге, только гляди да оглядывайся.

— А я стрелять буду, дядя Николай, — выпалил Димка.

— Придется, — улыбнулся Олянов, — на тебя вся надежда.

— Вот только Рекса моего жаль, — вздохнул Димка.

Подошел Чауна с забинтованной рукой, которую он держал впереди себя на весу. Он был бледен, молчалив, часто посасывал трубку.

— Как, больно? — спросил Олянов.

— Мало-мало есть...

— А все потому, Чауна Симович, получилось, что замешкался. — И, посмотрев ему в лицо, спросил: — Испугался, наверно, амбы, да?

— Первый раз на куты-мафу ходи, — стал он оправдываться. — Маяка тоже скажет тебе, прежнее время наш брат удэ на куты-мафу сроду