Великие тайны великих людей - Игорь Прокопенко

Решительный командир – и хам, и скандалист, расчетливый стратег, и человек, для которого в бою жизнь солдата не имела никакой ценности. Жуков был готов выполнить любой приказ, и для него не было никаких авторитетов, кроме самого Сталина. После победы под Ельней Жуков выполнял функции маршала особых поручений. Сталин доверял ему экстренные задания Ставки. Его отправляли туда, где был нужен рывок.

Олег Матвейчев, политолог, профессор ВШЭ: «По сути дела, Жуков представлял из себя полномочного представителя Верховного главнокомандующего. Это человек, который как кризис-менеджер выезжал на театр военных действий и исполнял волю Ставки, зачастую волю Сталина, либо добивался выполнения тех решений, которые принимались сообща генералами в Ставке. И конечно, Жуков тоже принимал участие в выработке этих решений. И вот здесь очень важен эффект славы, эффект пиара, потому что для огромных масс людей – для солдат, офицеров, рядовых – Жуков был воплощением тех или иных действий. Если он приезжает и руководит на месте военными действиями, то с ним в значительной мере связывалась победа».

Известно, что еще шли бои под Ельней, а Жукова уже срочно вызвали в Москву к Сталину: со дня на день Ленинград могли захватить немцы.

Верховный главнокомандующий взял листок бумаги, что-то написал на нем и, сложив записку вчетверо, протянул ее Жукову: «Летите в Ленинград. Это передадите Ворошилову…» Записка означала то, что верный соратник Сталина – Ворошилов – был отстранен от руководства. Вся власть перешла к Жукову, которого назначили командующим Ленинградским фронтом. Сталин требовал удержать город любой ценой.

Жуков не обманул возложенного на него доверия – город выстоял. Однако среди огромного количества архивных документов, подтверждающих его организаторский талант, есть подписанный приказ, который по своей абсурдной жестокости не имеет аналогов. На донесении, в котором сообщили о случаях самовольной сдачи в плен бойцов-защитников, он издал приказ, который тут же передали радиограммой командованию Балтийского флота и армиям Ленинградского фронта:

«Бойцы, сдавшиеся в плен, по возвращении подлежат расстрелу. Семьи тех, кто сдался врагу, – разыскать и расстрелять».

Этот приказ получили в войсках 28 сентября 1941 года, всего через пять дней после назначения Жукова на должность командующего Ленинградским фронтом. Даже по меркам сурового военного времени расстрел не только пленных, но даже их семей, то есть ни в чем не повинных детей и женщин, находящихся порой за тысячи километров от осажденного Ленинграда, было слишком.

В войсках шок был настолько велик, что Политуправление Балтийского флота пошло на беспрецедентный шаг: было решено все-таки смягчить распоряжение. Приказ подправили. Расстреливать было решено по возвращении только тех, кто сдавался в плен, а семьи все-таки не трогать. Чудовищность этого документа поразила даже Сталина.

Дмитрий Калюжный, историк: «Это же приказ о массовых расстрелах. А Сталин говорил – мало ли какие могут быть обстоятельства. Иной раз не захочешь, а побежишь. Как всех расстреливать?»

В окрестностях Берлина есть огромное количество советских военных кладбищ, почти в каждом городке вблизи немецкой столицы. На каждом похоронены тысячи наших солдат и офицеров.

В апреле 1945 года уже было понятно: войне – конец. Недобитые части Вермахта заняли оборону на окраинах и в городских кварталах. Они окружены, обескровлены и обречены. С востока им противостоит 2,5 млн советских солдат. Казалось бы, в этих условиях капитуляция Берлина неизбежна. Эта задача уже не столько военная, сколько политическая. Однако именно сражение за Берлин оказалось одним из самых кровопролитных и драматических событий за всю историю Великой Отечественной войны. В боях за столицу Германии наша страна потеряла около полумиллиона человеческих жизней.

Олег Шишкин, историк: «Не следовало так форсированно спешить к Берлину. Может быть, имело смысл сберечь солдат в эти последние дни войны. Но, опять же, мы сталкиваемся с тем, что Жукова мог подгонять Сталин. Потому что было важно поскорее закончить эту войну».

Быстрее закончить войну, первыми войти в Берлин. Много лет было принято считать, что полмиллиона солдатских жизней – заслуженная цена за право водрузить Красное знамя над Рейхстагом. Потому что если не мы, то это обязательно сделают американцы и украдут у нас заслуженную Победу.

Но на самом ли деле американцы собирались первыми войти в Берлин и положить несколько сотен тысяч американских парней за право написать в учебнике по истории о том, что они были первыми?

Маттиас Уль, научный сотрудник Германского института истории, рассказывает: «Конечно, американцы были не прочь взять Берлин. Но они понимали, что немедленный штурм приведет к большим потерям. В этом отношении любопытна запись выступления Дуайта Эйзенхауэра на заседании объединенного штаба союзников, которое состоялось 7 апреля 1945 года. Дословно он сказал следующее: «Если после взятия Лейпцига окажется, что можно без больших потерь взять Берлин, – я готов это сделать»… Советские историки трактуют эту фразу как однозначное намерение идти на Берлин. На Западе же, напротив, она означает отказ от штурма. Тут ключевые слова – «без больших потерь». Надо знать западный менталитет. Ни один американский генерал не решился бы положить столько жизней. Это был бы бесславный конец его карьеры…»

То, что для американского генерала означало бы конец карьеры, советскому маршалу принесло бессмертие.

16 апреля Георгий Константинович начал беспрецедентную наступательную операцию. Великую по своим масштабам и трагическую, если исходить из колоссальных потерь. В штурме Зееловских высот приняло участие 2,5 млн советских солдат.

В этот миг Жуков понял: пришел его звездный час. Этот штурм – венец его блистательной военной карьеры. Он не прочь даже немного поиграть с противником. Вечером накануне наступления придумал эффектный ход. Жуков вызвал своего переводчика и протянул секретный приказ о наступлении, который только что подписал, со словами: «Возьми это и зачитай приказ по громкоговорителю на немецком языке. Чтобы они там услышали».

Штефан Дернберг, в 1945 г. военный переводчик: «Возможно, я был недостаточно дисциплинированный, но, во всяком случае, сказал: «Товарищ генерал, этого же нельзя делать, это же «военную тайну» выдать». Он посмотрел на меня: «Ничего, лейтенант. Теперь можно. Это – последний раз…»

Жуков на ступенях Рейхстага

2 мая 1945 года. Маршал Победы на ступенях поверженного Рейхстага. Быть может, это был самый счастливый момент всей его жизни.

Еще не извлекли из подземного бункера фельдмаршала Кейтеля, с которым Жуков несколько дней спустя подписал Акт о безоговорочной капитуляции. Еще по берлинским окраинам сохранились очаги сопротивления – но в воздухе уже пахло окончанием войны.