Грозное дело - Сергей Булыга

– По пять рублей? – спросил Трофим, ушам своим не веря. – За что?!

– Дай пять рублей и отведу, – со смешком ответил Клим. – И не пожалеешь. Всю жизнь после будешь вспоминать.

– А если это… застукают. Тогда что?

– Ну, тогда да, – согласно кивнул Клим. – Царь-государь у нас грозный! И тебя вместе с боярыней…

– Боярыней? – переспросил Трофим.

– А ты как думал! – сказал Клим. – Ну да не трясись ты так! На три алтына идём, никто нас там ловить не станет. Сам ещё оттуда побежишь.

Трофим молчал. Они прошли ещё, после поднялись по лестнице. Наверху, возле той лестницы, стоял рундук, но при нём никого не было, горела только плошка.

– Вот из-за таких мы Нарву потеряли! – сердито сказал Клим, проходя мимо пустого рундука. Потом вдруг сказал: – Тихо!

И его шагов не стало слышно. Трофим тоже пошёл крадучись. Прошли мимо одной двери, после прошли ещё немного… И вдруг Клим резко толкнул дверь и быстро вошёл туда! Трофим, так же быстро, за ним!..

Но всё равно ничего не успел разобрать. Там вначале был какой-то свет, но его очень быстро прикрыли. Стало совсем темно. И ещё там стояла вонища. И тишина – никто не дышал, не шевелился.

– А ну откройте окно, дуры! Ничего не видно! – сказал Клим.

Вначале было тихо, потом бабий голос спросил дерзко:

– А ты кого увидеть хочешь, Крысу-Василису?!

– Открой окно, Ксюха! Я кому сказал! – гневно прикрикнул Клим. – Открой, пока мозги не вышиб.

Открылось окно. Немного просветлело.

– Клим! Клим! – послышалось со всех сторон. – Мы чуть не обделались, а это Клим!

Опять засветился огонь. Трофим увидел, что со всех сторон на него смотрят простоволосые бабы и девки. Но какие! Трофим, не выдержав, сказал:

– Уродки!

И тут они все враз захохотали, загигикали, стали махать руками и подскакивать! А там со всех сторон были устроены лежанки, над лежанками полати, над полатями ещё полати – и везде на них сидели, правильней, вертелись, скакали, визжали, махали руками, дрыгали ногами уродки! Каких только уродок там не было: одноглазые, криворотые, кособокие, бородатые, лысые, носатые, губастые, горбатые, шелудивые, безрукие – теперь они все, как куры на насесте, визжали, кудахтали, ныли, выли кто во что горазд! Теснотища там была неимоверная, и духотища, и вонища, и такой галдёж, что аж закладывало уши.

Только одна уродка не кричала, не плясала и даже не поднимала рук, а внимательно смотрела то на Трофима, то на Клима. Она тоже была уродка хоть куда – пучеглазая и кривоносая, широкогубая, с копной всклокоченных синих волос. Она сидела внизу, на лежанке, в красной душегрее, жёлтых сапогах и почему-то в рукавицах. Смотрела она внимательно и не мигая. Трофим подумал: змея. А Клим тут же крикнул:

– А ну, ведьмы, тихо!

Но, конечно же, никто на эти его слова не обратил внимания. Даже, скорей, наоборот, – уродки стали кричать ещё громче. Тогда Клим шагнул вперёд, склонился к той молчаливой уродке и стал ей на ухо что-то шептать. Все уродки почти сразу замолчали. Клим отступил назад и осмотрелся. Уродки по-прежнему молчали. Потом одна из них не удержалась и спросила:

– Ксюха, что он говорил?

Ксюха, а так звали ту уродку, сердито поморщившись, ответила:

– Хрен его знает. Не расслышала.

По лежанкам, по полатям зашептались, захихикали. Из угла послышалось:

– К кому это они пришли? Может, сразу к нам ко всем?

– Ко всем! Ко всем! – радостно ответили со всех сторон. – Девки, не давай им выйти! Держи двери!

– Дуры! – злобно крикнул Клим. – Сейчас к вам стрельцы придут! Вот они вас натешут! Поотрывают вам всем головы, скотины! Из-за карлы! Из-за вашего Васятки!

И вот они все сразу присмирели. Ага, подумал Трофим, получается, Клим верно говорил, карла где-то здесь, у них! А Клим тем временем добавил:

– Вы мне, дуры, в уши не кричите. Я такого не люблю. И я к вам не забавиться пришёл, а я по делу. Меня Зюзин прислал. – Все молчали. Клим продолжил: – Мне он сказал: сходи, Клим, к уродкам, отнеси им пятьдесят рублей, и пусть они нам отдадут карлу Васятку, а не отдадут, я их всех на колья посажу, пусть с кольями поженихаются! – и засмеялся.

Уродки молчали. Ксюха с укором сказала:

– Ты чего это сегодня такой злой?!

– Я ничего, – ответил Клим. – Как мне воевода велел, так я и передал.

И он оглянулся на Трофима. Трофим подумал и кивнул. Ксюха спросила:

– Какой карла? Отродясь здесь карлы не было. Зачем нам карла?

– Ой, Ксюха! – сказал Клим. – Зюзин тебя собакам скормит.

– Я постная, – сказала Ксюха. – Ваши собаки постных не едят.

– Ой, ой!

– Не ойкай. И зачем нам карла? Какой с карлы прок? Карла девку не испортит. Вот кабы ты к нам приженился, да ещё с приятелем, мы бы тут завтра все брюхатые ходили. Так, девки?

– Так! Так! – сразу послышалось вокруг.

И опять они стали визжать, кривляться, махать руками и приплясывать.

– Девки! – громко завизжала Ксюха. – А ну давайте испытаем их! Девки, валите Климку на меня!

И она упала на спину, задрала ноги! Уродки вскочили! Клим шарахнулся назад! Трофим оказался впереди! Уродки на него надвинулись!..

– А ну! – крикнул Трофим и поднял кочергу. – Поубиваю всех!

И они замерли! И отступили. Ксюха, уже сидя на лежанке и, не сводя глаз с кочерги, хриплым голосом спросила:

– Что это у тебя? Откуда?

– Царь дал, – сказал Трофим, – чтобы вас по горбам поучить.

– Царь! – повторила Ксюха. – Ладно. А карлы всё равно здесь нет. Нет его здесь, я сказала! Пошли вон отсюда! А то как плюну – сам пойдёшь чирьями! И окривеешь! И ослепнешь! Ну!

И она вскочила. От неё крепко разило перегаром. Её пучеглазые глаза стали ещё страшнее!..

А Трофим сказал:

– Сядь, дура, не смеши людей.

Щёки Ксюхи пошли пятнами. Она громко засопела. Трофим как ни в чём не бывало стал осматривать хоромину. В хоромине было темно.

– Огня! – строго велел Трофим.

Ему дали плошку. Он поднял её как можно выше, чтобы осветить углы. Но вокруг было полно уродок, их рожи были везде, или же их тряпки, развешанные вдоль столбов и на верёвках, тряпьё не давало смотреть. Уродки хоть и молчали, но тоже мешали, пялились. – А ну! – опять грозно сказал Трофим и поднял кочергу, шагнул вперёд, уродки расступились, Трофим взошёл на лежанку, мотнул плошкой и велел:

– Убрать здесь всё! Иначе подпалю.

Уродки стали сдёргивать тряпьё. Стало виднее. Трофим пошёл по лежанке, переступил на другую – лежанки там стояли сплошняком, одна к другой, десятка с два вдоль всей стены от окна до двери. Трофим шёл по лежанкам как по полу, светил плошкой и тыкал кочергой куда ни попадя, проверяя, не зарыт ли кто в тряпьё. Но никого пока не находил.