Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

– Шайзе! Свиньи!

Дерущимся насмерть людям было мало убить друг друга. Они орали, выкрикивали ругательства каждый на своем языке. Немец, а точнее австриец, выбрал следующую цель (добивать раненого русского не было времени), но боковым зрением поймал мгновенный и жуткий блеск отточенного лезвия, нацеленного ему в живот.

Он понял, что ничего не успеет сделать, лишь ахнул, делая попытку довернуть свою винтовку навстречу смертельному жалу. Красноармеец Петр Чернышов за полгода учебы старательно постигал хитрости штыкового боя. Оружием владел, как и большинство пограничников, умело.

Четырехгранное лезвие с шипением вошло в тело австрийца повыше пряжки ремня с вещей надписью «С нами Бог». В тот момент Бог явно отвернулся от спортивно сложенного парня из австрийского города Линц. Чернышов так же легко выдернул штык и побежал дальше.

Второй номер ручного пулемета получил очередь в упор, выронил винтовку и упал лицом вниз. Автоматчик успел срезать двоих саперов и направил ствол на Чернышова. Сержант Мальцев ударил его штыком, но тот отшатнулся, лезвие пробило руку. Пальцы другой руки надавили на спуск. Последние три пули из магазина унеслись светлячками в сторону леса.

Николай примеривался для нового удара. На него с криком летел широкоплечий солдат с винтовкой. Оба сцепились штыками, не отрывая взгляда друг от друга.

– Шайзе!

– Гадина…

С земли, наконец, поднялся Кондратьев. Своими мощными пальцами он раздавил горло немцу, но тот надорвал ему ухо, сплющил нос. Лейтенант, вывалянный в земле, с окровавленным лицом, схватил сзади солдата, с которым дрался Мальцев.

– Пришибу б…!

Взводного ударили прикладом по голове, но Мальцев, получив секунду передышки, перехватил винтовку и сумел вогнать штык под ключицу врагу. Выдернуть застрявшее в кости лезвие Николай не смог. Выпустил из рук трехлинейку и подобрал чужую винтовку с широким ножевым штыком.

Саперы вместе с пограничниками гнали прочь остатки штурмового взвода. Мальцев побежал следом. Но в помощь поредевшему штурмовому взводу спешил другой. Неизвестно, как бы дальше сложился исход боя на левом фланге, если бы на помощь не пришли посланные Журавлевым трое пулеметчиков во главе с Михаилом Колчиным. С ходу воткнули в землю станок-треногу, защелкнули в креплениях массивное тело ДС-39 и сразу открыли огонь.

Станковый «дегтярев» работал без задержек – не зря новый пулемет чистили и смазывали каждый день. Настильный огонь положил остатки штурмового взвода, заставил залечь и отползти второй взвод.

Израненные, тяжело дышавшие бойцы спрыгивали в траншею, тащили тела погибших или потерявших сознание – в горячке не разберешь. На «дегтяреве» сосредоточили огонь сразу два МГ-34, срезали наповал пулеметчика, ранили помощника.

Колчин с уцелевшими бойцами стащили ДС в траншею, успели подхватить коробки с лентами. Прибежал политрук Зелинский. Размахивая пистолетом, громко командовал:

– Всем в траншею! Готовиться к отражению новой атаки.

Вряд ли люди, только что закончившие рукопашный бой, его понимали. Возбуждение смертельной схватки не отпускало их. Все прерывисто, тяжело дышали, трясущимися руками сворачивали самокрутки, кто-то жадно пил воду.

Саперу с распоротым боком перетянули рану нательной рубашкой и вели по траншее к заставе. Николай Мальцев прикладывал к ссадине на лице мокрую тряпку и не мог вспомнить, где получил удар. То ли когда упал на землю, то ли его достал прикладом немец.

Петр Чернышов обжигал губы окурком и бестолково перебирал пулеметные диски. В ушах стоял звон, он с трудом приходил в себя.

– Почему никто не следит за обстановкой! – продолжал кричать политрук. – Немцы под боком.

– Не орите, – трогая надорванное ухо, кривился от боли лейтенант Кондратьев. – И так в башке все переворачивается.

Зелинский затих, огляделся и поймал взгляд бойца, привалившегося спиной к стенке траншеи. Тот смотрел на политрука широко открытыми безмятежными глазами.

– Подбери винтовку, товарищ, – уже тихо посоветовал Зелинский и осекся.

– Мертвый он, – отозвался Николай. – Сейчас передохнем и отнесем его.

* * *

На остальных участках немцев близко не подпустили. Понеся потери, они залегли и оказались в трехстах метрах. Но Журавлев видел, как обтекая заставу, на восток проследовала колонна, не менее двухсот человек. Они могли бы ударить с тыла, но быстрым шагом миновали пограничников. Видимо, у этой роты была своя задача.

На всякий случай капитан выставил на восточной части периметра отделение для защиты заставы с тыла. Заглянул в дзот, откуда пришлось срочно забрать станковый пулемет для обороны левого фланга. Теперь здесь находился сержант с ручным пулеметом и его помощник.

– Патронов хватает? – спросил Журавлев.

– Шесть дисков и целый ящик, – ответил сержант. – Вы только в амбразуру не выглядывайте. Пристрелялись гады по бугру, здесь уже двое наших погибли. Оба в голову убиты.

Только сейчас капитан обратил внимание, что к запаху сгоревшего пороха примешивается кислый дух крови. Земляной пол дзота присыпали песком, но черные пятна проступали и сквозь него.

Сержант помялся, хотел задать вопрос, с которым к начальнику заставы обращались уже не раз.

– Подойдут наши. Скоро подойдут, – сказал Журавлев, и, выбравшись из дзота, направился дальше вдоль периметра обороны.

Возле издырявленного покосившегося забора пригнулся. Пулеметная очередь прошла по верхушкам досок, полетели щепки. В ответ открыл огонь ручной пулемет из дзота.

В здании заставы имелась небольшая аккуратная санчасть. Скорее закуток, с тремя аккуратно заправленными койками, столом, белыми шкафчиками на стенах и учебными плакатами, как правильно остановить кровотечение, наложить шину и уберечься от клещей. Санитар Данила Фомиченко оборудовал санчасть своими руками, чем немало гордился.

Сейчас он торопливо собирал в узел одеяла, простыни, сыпал в вещмешок бинты, вату, коробки с лекарствами, пузырьки с йодом. Всего этого имелось в достатке на вещевом складе, но оставлять запасы было жалко. Пропадут.

Здание заставы было расклевано пулями, выбиты стекла, виднелись следы потушенного пожара. Фомиченко вернулся на склад, где на матрацах и одеялах лежали полтора десятка раненых.

– Когда в санбат отправят? – спрашивали его со всех сторон.

– Скоро. Часть уже отправили.

Спокойный, по-крестьянски обстоятельный, ефрейтор Фомиченко казался старше своих двадцати четырех лет. Он и женился еще до армии, имел ребенка и с нетерпением ждал запаздывающей демобилизации. Теперь о скорой встрече с семьей предстояло забыть. Даже если наши погонят германца, демобилизации не жди.

Даниле помогали легкораненые. Он никогда не думал, что война сразу обернется таким количеством убитых и покалеченных. На дворе за сараем лежали накрытые плащ-палатками погибшие. Восемь или десять человек. Сейчас несли еще тела, в том числе саперов. Фомиченко менял повязки, но, продолжая сохранять уверенный вид, понимал, что многие умрут, если не подоспеет врачебная помощь.