Смерть мелким шрифтом - Светлана Чехонадская

— Его никто в Лазурном не видел. Не видели и в Сочи, и в Геленджике. Не знаю, зачем он на один день прилетал. Впрочем, если у него в Сочи дела были, то мы могли и пропустить: все-таки город большой, дел там много делается. Но вот в Лазурном ни с кем он не встречался, это точно. По крайней мере, по бизнесу. Там бизнесов-то… раз два и обчелся.

— Ну, что ж, — сказал Ивакин. — Спасибо вам большое.

— Помог хоть чем-нибудь?

— Не знаю, — честно ответил Ивакин. — До свидания.

На посадку он чуть не опоздал. Его вещи уже собирались выгружать. Пришлось упрашивать, размахивать удостоверением и выкрикивать: «Семенов! Сергей Павлович!» Что помогло — неизвестно, но его пропустили в душный самолет, и он еще долго пыхтел, прикладывал руку к сердцу, довольно поглядывал по сторонам, призывая соседей в свидетели своей удачи. Потом он переписывал в тетрадку все, что узнал от мстительного Андрея Петровича, потом думал о Марине Леонидовой и ее брате. И только потом, когда внизу показались огни огромного, невероятно огромного, на весь иллюминатор полыхавшего города, он вспомнил, что очень боится летать на самолете.

…После ужина («Ты как из голодного края!» — сказала дочь.) Ивакин, наконец, добрался до телефона. Прохоров был дома.

— Приехал? — радостно крикнул он. — А я сейчас футбол смотрел! Ну какие наши козлы! По-моему, опять голос сорвал — так матерился. А ты как? Загорел? Как погода была?

— Так себе. Мне жена сказала, что ты искал меня.

— Да не я, Владимир Александрович, знакомый мой тебя ищет. Видишь — как хвост прижало, сразу объявился. Я ему говорю: «Что же ты, Миша, раньше с ним не встретился?» А он: «Забот с похоронами было много». А теперь-то, видишь, под подпиской он, Владимир Александрович. Я думаю, его арестуют. Он это сделал, больше некому.

— А мотив?

— Ты знаешь, сколько у нее добра? Квартира в министерском доме площадью сто двадцать метров — раз. Тысяч сто пятьдесят, не меньше, такая квартира стоит. Дача под Звенигородом на сорока сотках в министерском поселке — два.

— Развалюха? — вспомнил Ивакин.

— Развалюха?! — засмеялся Прохоров. — В министерском поселке? Я тебе говорю: сорок соток земли, а там сотка за пять тысяч долларов улетает! — Ивакин недоверчиво хмыкнул. — Да, Владимир Александрович! Все коммуникации, деревья на участке, соседи такие, что закачаешься. Умножь пять на сорок! А ведь там и дом имеется. И дом, Володя, не развалюха. Не новый, конечно, но большой, двухэтажный. Говорят даже, какого-то известного архитектора проект. Почти памятник культуры. Вот и давай считать. Земля плюс дом, плохой куш, что ли? Полмиллиона долларов! А он в коммуналке ютится с матерью парализованной.

Озвереешь тут. Мне, знаешь, что не понравилось? — Прохоров на том конце линии, видимо, отхлебнул пива. — История эта его, со статьями. Как в иностранном детективе. Я думаю, он заранее легенду такую создавал, что, мол, не все в этом убийстве просто, что есть, мол, какие-то такие факты, которые намекают на другую версию. Газета-то политическая! Говорят, игры они там свои играют. Вот он нам политическую версию и решил подбросить! Чего она там знать-то могла? Работала без году неделя. Нет, на самом деле, чего мудрить? Ищи кому выгодно! Он, по-моему, сам понял, что перегнул палку — о той истории и не вспоминает больше.

— Надо же, — сказал Ивакин. — А мне говорил: дом — развалюха. Одно название, а не дача.

— Ну, что не дача — это точно. Усадьба! Так будет правильнее назвать.

— И говорил, что сестра нищая. Какая ж она нищая? М-да… Там и бриллианты могли быть. Ничего о бриллиантах не известно?

— О бриллиантах? Да нет. Ценностей движимых там и правда не было, все в таком виде: квартира, дом. А почему ты о бриллиантах заговорил?

— Перед ее смертью исчезла некая цепочка с кулоном, который Леонидова выдавала за бриллиант. Потом она нашлась. В аэропорту. Оказалась дешевой вещичкой, хотя и довоенной. Странно немного. Мы думали, может, из-за нее Леонидову убили, а нам уже подделку подбросили для отвода глаз.

— Можно и в этом направлении поискать.

— Да брат-то — единственный наследник? Завещания не было?

— Вроде нет. Она ведь молодая женщина, умирать не собиралась.

— Брат прилетал к ней в Лазурное, а потом скрыл это от следствия, знаешь?

— Конечно, знаю. Он думает, что следователи такие же дураки, как и он.

— Как-нибудь объясняет свое поведение?

— То, что следователям ничего не рассказал, никак не объясняет, а по поводу поездки говорит, что прилетел по просьбе самой Леонидовой, но встретиться с ней не успел. Говорит, что она его неожиданно вызвала. Попросила держать эту поездку в строжайшем секрете. Он отпросился на пару дней и улетел.

— Да, он говорил мне, что пропустил на работе два дня, — задумчиво произнес Ивакин.

— Ну вот. Прилетел он, позвонил из аэропорта, а ее дома нет. Он так и звонил весь вечер, все утро, а потом улетел обратно. Зачем вызывала — не знает. Да ну, лажа какая-то! Что бы он там ни придумывал, полмиллиона долларов все перевесят!

— Но я все-таки с ним встречусь, — сказал Ивакин.

— Да встречайся! Пожалуйста! Твой телефон я ему не дал, так он просил, чтобы ты ему позвонил, когда приедешь. А у нас, знаешь, кого снимать собираются? — и разговор перешел на кадровые перестановки в управлении. Ивакин со скукой слушал сплетни со своей прошлой работы — они его больше не касались. Дочь развалилась на диване рядом с ним — смотрела новости.

— Лен! Сделай потише, — прикрыв трубку, шепотом проговорил он. Дочь потянулась за пультом. Но он вдруг перехватил ее руку и сам уставился на экран.

«Скандал, поднятый вокруг этого убийства, заставил его снять свою кандидатуру и срочно улететь на Кипр, — сказала дикторша. — Считается доказанным, что директора рынка убил двоюродный брат Петрова. Следствие изучает версию о причастности самого Петрова к этому убийству. Известно, что у него были разногласия с убитым. А господин Колчевский, в прошлом генерал КГБ, также баллотирующийся в Думу, остался практически без соперников».

Миша, бывший сотрудник пресс-службы Петровки, оказался невысоким, худым, узколицым парнем с мелкими чертами лица, выглядевшим лет на двадцать пять, не больше. Хотя, по расчетам Ивакина, ему было за тридцать. На этот раз Миша примчался по первому зову. Ивакин назначил ему встречу в кафе, недалеко от Пушкинской площади. Здесь он раньше беседовал со своими информаторами. Место было спокойное, затемненное и, главное, без музыки.

Парень, подошедший к его столику, ему сразу не понравился, хотя Ивакин понимал, в каком тот тяжелом положении, как хочет произвести хорошее впечатление, убедить. Ивакин допускал, что в таких обстоятельствах кто угодно станет неприятным, но не отказал себе в удовольствии: сделал лицо кислое и недовольное. Миша совсем растерялся.