Три мужа для Кизи - Елена Свительская

Ванада шумно принюхался.

Новый раскат грома оглушил меня. И новая вспышка молнии была ужасающе яркой. Только я скорее почувствовала, чем сумела увидеть, что жуткий всадник сейчас обернётся. И голову опустила низко-низко, пряча лицо под каймой драгоценной дупатты.

Должна ли я снять мою шаль, открыть своё лицо, чтобы он узнал меня? Он же первый сказал, что я стану его женой. Его старшей женой. Да какое дело, чего он обещал мне тогда?! Меня едва не забили камнями, но не он спас меня тогда. Совсем не он. Мне больно было в тот день. Больно было телу, забитому камнями. Больно было душе в ночной темноте, от мыслей, что он назвал меня своею невестой, но спокойно забыл и ушёл. Да и… а запомнил ли он тогда меня, обычную, глупую совсем девчонку, да ещё из вайшью?

И оттого я голову опустила совсем низко – и он не увидел моё лицо. Или не захотел? Или… или мой запах заглушили в тот день струи дождя, омывшие всех нас?

– Он оскорбил мою сестру! – Садхир гневно указал на кшатрия, всё ещё державшего цепко-цепко несчастную Ишу. А за тою вилась ослепительно яркая старая дупатта, которую девушка упрямо не хотела выпускать.

– В тот раз сестра у тебя была иная, – ухмыльнулся Ванада.

– Моя сестра умерла, – грустно потупился мужчина, голову уныло опустил. Нервно сжались пальцы его на рукояти кинжала, цепко-цепко.

– А сегодня оскорбили сестру его невесты! – торопливо сказал Поллав, сообразивший, что от жутко одетого незнакомца может прийти помощь.

В конце концов, незаметно явившийся вслед за дождём тоже был кшатрием. И ножны меча держал уверенно. И язвил уверенно. А лучше уж воину против воинов сражаться, чем музыкантам с оружием лезть к тем, кому позволено носить оружие, кто с детства тренировался драться, защищаться или нападать. Хотя и одного отпускать против шестерых… но Поллав то ли не думал, что не дело призывать внезапно явившегося знакомого Садхира к неравному бою, то ли полагался на него. То ли ему было наплевать, что одинокого защитника могут убить?

– Отпусти её! – сказал, нахмурившись, Ванада незнакомцу.

Ветер уже иначе дул, открывая сердитое лицо внезапного заступника, словно воле его повинуясь.

– Что мне в руки попало, то уже не отпущу! – упёрся кшатрий.

И Ишу рванул, затаскивая её на седло.

И выскользнула из задрожавших пальцев руки, перебитой и задевшей пояс, старая простая дупатта. И вся уже упала под конские копыта. Поверх дупатты новой и роскошной, покрытой разводами грязи, словно надежды Ишы на новую счастливую жизнь, возможную когда-то. И старая дупатта, подарок наших умерших родителей, вся уже запачкалась в грязи.

Гром грянул такой жуткий, словно на небе сердились боги. Словно ругались за любимую шаль Ишы, вывалянную в грязи. Или за честь сестры моей поруганную, за то, что отобрал невольно и нарядную дупатту у Иши дерзкий незнакомец. Или… или тот гром был предвестником большой беды?!

Ванада достал меч из ножен, усыпанных мелкими и крупными рубинами, словно кровавыми каплями, с кровавым пятном на рукояти. А, нет, с рубином, по которому запоздало сползала чья-то кровь, недавно вымочившая его. Или старая, подсохшая, но дождём отмытая. Или… старая кровь бы не смогла?

Заржал злобно чёрный-чёрный конь.

И в отблеске молнии, в бликах от света её, скользнувших по обнажённому, загнутому мечу, мне показалось, будто не зубы были у чёрного коня, а острые клыки и два, по бокам, чуть длиннее, словно у хищника.

А дерзкий воин одной рукой выпустил поводья, да цепко прижал к себе вымокшую насквозь, дрожащую от ужаса Ишу. И рукою же перехватил заодно и ножны. А левой рукою выхватил из них свой меч. Конь его было взвился на дыбы – и отчаянно заорала моя сестра, боясь свалиться – но хозяин твёрдо и, может, жестоко даже, сжал бока коня своими ступнями. И тот, звук тише, жалобно уже издав, смирился.

Напрягся конь Ванады и вдруг… скакнул. Да перескочил через двух всадников. Да через телегу и трёх моих женихов заодно. И прямо перед наглецом, задумавшим Ишу похитить, опустился.

В слепящем блеске молнии сошлись два клинка.

Я смотрела туда, век не смыкая, стараясь держаться, несмотря на яркий свет. И запоздало отличила силуэты двух всадников, яростно сражавшихся. И робко прижавшуюся к дерзкому воину Ишу, пытавшуюся отойти подальше от хищно клацавших и звеневших изогнутых мечей.

Ванада сражался спокойно, будто ослепительные вспышки молнии ему не мешали. Будто жуткие отблески света на клинках совсем не мешали ему. Будто… будто он привык жить среди ослепительного пламени или шныряющих по небу молний. А противник его зажмурился от яркого света. И с закрытыми глазами уверенно двигал мечом. Тряслась от ужаса Иша, боясь, что этот кшатрий зацепит её, не глядя.

Ванада… он был ужасающе прекрасен в этот миг! Словно какой-то дэв, отвечающий за битвы или ненастье! Или асур, который с самого рождения видел битвы и рос ради битв, и ни о чём другом не думал, кроме как о победе! Или… нет, воином-то он был определённо. Хотя и казалось, будто громовые раскаты и молнии нарочно подыгрывают ему и помогают. Почему?..

Вот он, ухмыльнувшись, приподнялся, вскочил вовсе на круп своего коня. Мы запоздало заметили, что седла на коне его не было. А он, легко удерживаясь на мокрой спине коня, под дождём, наклонился. Замер напряжённо его соперник, не услышав нового звона меча врага или не почувствовав его прикосновения. И новый раскат грома так кстати для Ванады прозвучал. А Ванада, нагнувшись и как-то удерживаясь поверх своего яростного зверя, подхватил тюрбан своего соперника концом меча за украшение, поднял.

Соперник, почувствовав, как уползает честь его мужская, глаза растерянно распахнул. И яростным светом молнии в них полыхнуло. Он взвыл от боли. А Ванада, нагнувшись, подхватил Ишу за юбку, да перехватил её под мышкой, пальцами придерживая ножны. И приземлился, оседлав опять своего коня. Конь его злобно заржал, словно над соперником насмехаясь. Хотя… может, так и было?

Распахнул обкраденный воин глаза опять, привыкая к полутьме дня, неожиданно омрачённого грозой и ненастьем. А чёрный конь как раз напрягся, оттолкнулся копытами от земли, взвился в воздух и приземлился далеко от чужих воинов. И захохотал его всадник как безумный, потрясая на кончике своего меча чужим тюрбаном.

– О, единоутробный брат червя и сын плешивой гиены, как ты посмел украсть мою женщину и мой тюрбан?! – разъярённо проревел проигравший. – Я срублю твоё естество и оставлю гнить в навозе! Я вырву твой поганый язык из твоего рта и утоплю его в канаве!

– О, благочестивый сын визгливого попугая, я возьму сам твою женщину! – ухмыльнулся Ванада.

Да как он?.. Он…

Садхир выронил ножны от своего кинжала, чтобы ухватить меня освободившейся рукой.

– Но моя сестра! Он мою сестру… – я отчаянно рвалась из его крепкой, жёсткой руки, рвалась спасти мою драгоценную и несчастную Ишу.

– О, мерзкий выродок навоза гиены, я сейчас вырежу все твои внутренности вместе с твоим гнилым сердцем! – проорал злобно проигравший, потрясая мечом. И погнал свою лошадь к Ванаде.