Возвышение Криспа - Гарри Тертлдав

— Вина, — прохрипел он. — Я устал.

Только тут до Криспа дошло, как много энергии выкачало из Геласия исцеление. Он понимал, что должен броситься выполнять просьбу жреца, но не мог — по крайней мере, сразу. Он не сводил глаз с отца. Фостий встретился с ним взглядом, и это был осмысленный взгляд.

— Принеси ему вина, сынок, — сказал Фостий, — а заодно и мне немножко.

— Да, пап, конечно. Прошу прощения, святой отец.

Крисп был рад тому, что может заняться поиском чистых чашек и бурдюка с лучшим вином: это означало, что никто не увидит слез, бегущих у него по щекам.

— Благослови тебя Фос, сынок, — сказал Геласий. Хотя вино и вернуло какую-то краску его лицу, двигался он по-прежнему с трудом, словно постарел на двадцать лет за те несколько минут, что потребовались для исцеления Фостия. Увидав озабоченную мину Криспа, жрец выдавил сухой смешок:

— Я не так слаб, как кажется. Хороший обед и глубокий сон — и все будет в порядке. Но даже не отдыхая, я мог бы сейчас вылечить еще одного больного, а то и двух без особого ущерба для себя.

Онемев от нахлынувших чувств, Крисп только кивнул.

— Хвала Фосу за то, что вы оказались тут и исцелили меня, святой отец, — проговорил отец Криспа. — Примите мою благодарность. — Он повернул голову, чтобы взглянуть на свое плечо и на рану, которая казалась теперь шрамом пятилетней давности. — Ну разве это не чудо? — сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

А потом встал, куда более легко, чем Геласий. Они вместе вышли на залитую солнцем улицу. Соседи, увидав Фостия здоровым, радостно загомонили.

— Какая жалость! Таце была бы такой аппетитной вдовушкой! — крикнул кто-то, и все рассмеялись, а Фостий — громче всех.

Крисп вышел следом за ними. Пока односельчане толпились вокруг его отца, Идалк кивком подозвал его к себе. Ветеран разговаривал с командиром видесских кавалеристов.

— Я кое-что рассказал этому господину — его зовут Манганий о тебе, — заявил Идалк. — Он говорит…

— Давай я сам ему скажу, — оборвал ветерана Манганий. — Судя по отзывам твоих односельчан, ты, Крисп, — тебя ведь так зовут, верно? — мог бы стать неплохим солдатом в армии императора. Я даже готов предложить тебе… хм-м… вознаграждение в пять золотых, если ты отправишься с нами в Имброс, не откладывая.

Крисп без колебаний покачал головой.

— Мое место здесь, господин, особенно теперь, когда благодаря вашей доброте и чудесному целительному дару Геласия мой отец вернулся к жизни.

— Воля твоя, юноша, — сказал Манганий. И оба они с Идалком вздохнули.

Однажды, вернувшись с поля жарким летним вечером, Крисп увидал кучку деревенских женщин, в том числе свою мать и сестер, обступивших коробейника, который демонстрировал коллекцию медных котелков.

— Ей-ей, они прослужат вам всю жизнь, дамы! Лед меня побери, если вру! — приговаривал торговец.

Он стукнул по котлу своим посохом. Женщины аж подскочили от звона. Коробейник поднял котелок:

— Видали? Ни единой вмятинки! Сработаны на совесть, как я уже сказал. Не то что дешевые поделки лудильщиков, которых в наши дни развелось как собак. И не так уж дорого, кстати. Я прошу за них всего три серебряных монеты, восьмую часть золотой…

Крисп помахал Евдокии, но она его не заметила. Ее, как и всех остальных, заворожила болтовня разносчика. Крисп, слегка обиженный, пошел дальше. Он до сих пор не мог привыкнуть к отсутствию Евдокии в доме, хотя она вышла замуж за Домока год назад. Ей уже исполнилось восемнадцать, но Криспу приходилось делать над собой усилие, чтобы не думать о ней как о маленькой девочке.

Впрочем, чему удивляться? Ему самому стукнуло двадцать один, однако деревенские старики по-прежнему звали его «пареньком».

Никто не обращает внимания на перемены, пока они не стукнут тебя по башке, подумал он, невесело усмехаясь.

— Дорогие дамы, эти котелки… — Коробейник вдруг издал тонкий писк, не входивший в программу рекламной речи. Кровь подступила к его загорелым щекам. — Простите, дамы, простите великодушно!

Его отступление к лесу вскоре сменилось позорным бегством.

Женщины сочувственно закудахтали. Криспу пришлось собрать всю силу воли, чтобы не прыснуть со смеху.

Через пару минут разносчик вынырнул из кустов и, задержавшись у колодца, напился из ведра.

— Пардон, дамы, — сказал он, вернувшись к своим котелкам. — Меня что-то маленько понос пробрал. Так на чем я остановился?

И он начал расхваливать свой товар с тем же пылом, что и прежде.

Крисп постоял в сторонке, прислушиваясь. Он не собирался продавать котлы, но у него подрастало несколько поросят, откармливаемых для продажи на рынке в Имбросе, а искусство коробейника стоило того, чтобы поучиться.

Но вскоре торговцу пришлось прерваться снова. На сей раз он припустил к лесу со всех ног. Когда он вернулся, вид у него был измученный; лицо из красного сделалось серым.

— Дамы, я бы с радостью рассказал вам еще о своем товаре, но, по-моему, пора приступить к торговле, пока меня снова не прихватило.

Купля-продажа, увы, тоже не принесла ему облегчения. Перерывы в рекламной речи ослабили ее гипнотическое воздействие на женщин, и те принялись торговаться куда упорнее, чем хотелось разносчику. Покачивая головой, он начал грузить котлы на мула.

— Слушайте, останьтесь поужинать с нами, — пригласила его одна из женщин. — Не стоит вам пускаться в дорогу в таком состоянии.

Коробейник слабо улыбнулся и отвесил ей низкий поклон.

— Вы слишком добры к бродячему торговцу. Благодарю вас.

Однако прежде чем он прикончил миску тушеных овощей, ему пришлось еще дважды сбегать опорожниться.

— Надеюсь, он поправится, — сказала вечером Таце Фостию с Криспом.

Наутро деревню разбудил истошный вопль. Крисп выбежал из дома с копьем в руке, гадая, кто на кого напал. Женщина, пригласившая коробейника на ужин, стояла возле его походной постели. На лице ее был неподдельный ужас. Крисп вместе с другими мужчинами подбежал к ней. Неужели этот подонок отплатил за гостеприимство, тем, что попытался изнасиловать ее?

Женщина вскрикнула снова. Крисп заметил, что одежда на ней в полном порядке. Тогда он глянул вниз, на постель, с которой женщина не сводила глаз.

— Фос! — вырвалось у него.

Его замутило. Хорошо еще, что желудок у него был пустой; успей он позавтракать, его бы точно вытошнило.

Коробейник был мертв. Он весь съежился и покрылся синяками; по коже расплылись большие фиолетовые пятна. Вымокшее насквозь вонючее покрывало, казалось, впитало всю жидкость, вышедшую из тела с кровавым поносом.

— Магия, — сказал сапожник Цикал. — Черная магия. — Он начертил на груди солнечный круг.